– На нее просто рыкнуть надо погромче. Сразу успокаивается.

– Больше похоже на запугивание, Ян.

– Да она с рождения зашуганная. Хм.

Он помялся. Взглянул на Соперницу, отвернулся. Снова взглянул. Она нашла его глаза, и они обменялись какими-то странными взглядами – Мышь снова ничего не поняла.

– Всё? – с надеждой спросила она, – идем обратно?

Ян пожал плечами, вернулся на качели и брезгливо поднял длинные ноги, когда Нуря попыталась потереться о них.

– Что не так? – спросила Мышь. Соперница не отводила от Яна взгляда. Между ними как будто происходила борьба, а Мышь даже наблюдателем не была – да ладно, ну хватит вам…

– Ян не ходил к дяде, – наконец сказала Соперница, и парень снова ухмыльнулся, но ухмылка эта поползла вниз. Некрасиво.

– Да ладно, на черта мне нужен … отвянь, Нурь. Сама к нему иди.

– Ты мне?

– Собаке. Опять через забор пролезла. Все сбежать пытается. Ха. Не удивительно, – Мышь помнила, как они переписывались, и теперь буквально видела в конце каждой фразы ироничную скобочку, – Цыган с вами не пошел? Ну да…

– Мы не уедем, пока ты не попытаешься хотя бы поговорить с ним, – заявила Соперница, чем знатно расстроила и Яна, и Мышь.

– Не о чем нам говорить. Он все сказал давным-давно. И я ответил всё, что мог. Уехал. Даже живу не здесь – и слава Богу.

– Он твой дядя, Ян. Нельзя отворачиваться от семьи. Семья – это важно.

– Мы не семья.

– Он сказал, что это поможет.

– Даже он может ошибаться.

Они обменивались репликами, больше похожими на парирование шпагами, а Мышь молчала, понятия не имея, что делать. Она смотрела на Яна, который раскачивался, нервно отталкиваясь от земли, смотрела на его хвост, который обвился вокруг качельной цепи, и понимала – Ян не сможет встать. Даже если очень захочет. Он лучше упадет лицом в грязь, навернется с качелей, утонет в этой пародии на песочницу, но с места не сдвинется… без ущерба себе. Или им. Или хвосту.

– Не получится просить прощения, если не чувствуешь его в сердце, Лен. У Цыгана спроси, он тебе расскажет и про кхаму и про нирвану…

Он смолк и сосредоточился на качелях. Соперница посмотрела на Мышь, та мотнула головой. Она-то не видела проблемы в том, чтобы просто уйти. Так будет легче всем, особенно Яну. Зачем мучать его? Кто сказал, что он кому-то что-то должен? Ян взрослый мальчик. Сам может выбрать. Разве не в этом суть?

– Качели грязные, наверное, – сказала Соперница.

– Я пакет постелил, – он смотрел перед собой, и Мышь, кажется, даже знала, о чем он думает и с кем сейчас ведет диалог… а псинка продолжала жаться к качелям, будто давно ни к чему не жалась. И в любой момент могла дернуться и попасть Яну под ногу.

– Надо отвести ее домой, – сказала Мышь. Она оба посмотрели на нее, – если Ян не пойдет разговаривать, собаку хотя бы вернуть надо.

Они продолжали смотреть.

– Да ладно вам. Она же маленькая. Пусть и злюка.

– Она старая и ненавидящая мир, – ответил Ян, – ей уже лет пятнадцать. Помирать скоро.

– Не на улице же, – парировала Мышь, – Меня ты тоже на улице встретил, вообще-то. Но не бросил.

Ян опустил глаза, взглянул на это жалкое существо, вздохнул, отвернулся. Но Мышь не сомневалась: ей бы не мог понравиться человек, способный вот так бросить живое существо.

– Пошли, – вздохнул Ян и спрыгнул с качелей, – заведу шавку и всё. Придурку давно пора заколотить в заборе дыру. Рр.

Он стащил с сидушки пакет, тщательно скатал его двумя пальцами и выбросил в помойку. Поцокал собачке, и та радостно бросилась за ним, виляя облезлым хвостом. Девушки двинулись следом, держась на расстоянии. Обе понимали: сейчас лучше не лезть. У Яна достаточно собеседников.