– Но можем помочь, – сказала Соперница, – и тогда этот «период» закончится.

Мышь мотнула головой и снова ткнулась лицом в салфетку. А они молчали. Будто знали ее чувства, будто можно было ничего не говорить – и так всё знают. Будто даже истерики ее были поняты правильно, не как типичный подростковый срыв. Она ведь не хотела… она ведь не контролирует всё, она…

– Выпей чай. Мозгу нужен сахар.

«Этому мозгу интеллект нужен, а не сахар».

– Мы тут с тобой посидим, хорошо? Еще немножко.

– Подышим…

– А потом вместе за Яном пойдем. Хорошо? А то что-то долго его нет.

– Слишком. Я уже минут семь как в панике.

И они замолчали, позволив Мыши… пережить. Давая ей время, чтобы бешеный поток мыслей и эмоций потихоньку сошел на нет, оставив в голове обессиленную пустоту. Тело обмякло. Заднице, отказывается, все-таки холодно. И ладно.

– У меня хорошая семья, – сказала Мышь. Она должна была это сказать.

– Мы знаем.

– И Мамочка, она…

– Мы знаем. Я тоже брата очень сильно люблю. Семья – это важно.

Они замолчали снова. Хач сидел с закрытыми глазами и глубоко дышал – будто во сне. Потом достал пачку и закурил – внезапно. Соперница сидела… стену напротив разглядывала. Граффити, все дела. А Мышь просто сидела. Ей казалось, что мозг пробежал тысячу километров, и теперь пытался восстановить все, что потратил. Даже хвост унялся – кончились силы на психоз. Они потом еще схлестнутся. Потом. А чай настолько сладкий, что тошно.

Вкусный, блин.

– Я на вокзал. Подходите, как закончите.

– Вы уже уезжаете? – расстроилась Мышь.

Соперница исподлобья глянула на Хача.

– Не пойдешь с нами?

– Я? К дяде Яна? Ха-ха.

– А что с ним такое?

«Конечно, они уезжают, безмозглая. Ты и прежде это знала».

– Ну, начнем с того, что он живет на Горе.

– Так мы туда идем?! – ноги чуть не тормознули о дорожную грязь. Трудно не знать все улицы и районы родного Села, особенно те районы, куда не стоит ходить. Особенно, когда темно. Особенно девочке. Одной.

– Я один раз был, мне хватило, – сказал Хач, – карму мне там попортили.

– А ты разве сам не…

– Я не оттуда. Я цыган. Поверь, они разницу видят издалека.

– Ну да, дядя Яна… да, – Соперница понимающе покивала, – иди, иди. Посмотри билет на попозже, чтоб людей поменьше было, ладно?

– Конечно. Намасте.

– Так вы сегодня уезжаете? – снова спросила Мышь, когда чернявая голова Хача затерялась вдалеке.

– Яну нельзя здесь долго оставаться. Плохие воспоминания.

«Ну да, ты-то его лучше знаешь, жирная наглая…»

Заткнись. Мы уже решили, что у нас нет шансов.

– А что?

Был вариант отметить грубо. Был вариант зарыдать. Но Мышь решила ничего не отвечать и сосредоточиться на предстоящей опасности. В любом селе есть подобное место, а то и несколько: кварталик или частный сектор, огражденный гаражами – если повезет. Или свободно расположившаяся между улицами вереница домов – тогда трындец. Когда выходишь вечером на развилку двух дорог, и одна из них тянется вдоль такой улицы, а по другой идут бродячие собаки – выбираешь собак. Благо, их Гора расположилась на пригорке и существовала обособленно. Мамочка рассказывала, что так было всегда, что жители Горы давно живут среди них, что еще так было еще до Войны. Они были очень сильными, в бою их помощь оказалась неоценима, но после всех согнали в общие кварталы… или они сами туда сбились. Как волки. Но Мышь не предвзята, нет. Просто лучше бродячие собаки, чем идти мимо тех, кто женщину не считает за человека.

По-хорошему, им бы с Хачом…Цыганом на вокзал, а оттуда позвонить Яну.

– Он не берет трубку. Уже раз десять набирали.

– Может, просто заболтались?

– С Тиграном Рашидовичем-то?