С преподавателями пока отношения приязненные; по здешнему обычаю в праздники после всенощной они бывают у ректора (кто придет ко всенощной) и пьют чай; может быть, еще будут иногда ходить и их семейства, как было прежде.

Инспектор светский, холостой, к своему делу усерден12. Без этого было бы совсем не под силу мне исполнять массу возложенных на меня обязанностей (по совету училищному, по редакции ведомостей, по чтениям и проповедничеству), от которых я и без того изнемогаю. А ведь сколько задач по семинарии и помимо инспекторского надзора: поднять умственное развитие, охоту к чтению серьезных книг, писательство сочинений, бороться против пьянственных склонностей и прелюбодейных, не говоря уже о задачах хозяйственных! Только дай Бог сил! Пока ничего себе, здоровье не пошатнулось.

Уфимские люди не забывают: писем было довольно-таки много. Зато сколько отвечать! Посчитал я, за пасхальный период нужно написать писем семьдесят! <…>

Забыл сказать о Преосвященном Анастасии. Он человек любящий, по-видимому, порядок, но не формалист. У него бываю нередко по делам, причем обыкновенно приходится беседовать с ним. Оказывает пока доверие».

В дополнение к этому письму архимандрит Фаддей 11 августа написал епископу Арсению: «Занимался по обычаю на курсах, на которых сидел утром и вечером. Весь день с утра до вечера до сего дня проходил у меня в занятиях. В отпуск по причине краткости оставшегося до начала учебного года времени не поехал. Вместо отдыха служит то отвлечение мыслей от семинарии, которое началось по разъезде воспитанников. Особенной усталости почему-то и теперь нет. Пользуюсь настоящими днями, чтобы подогнать запущенную переписку и пишу уже едва ли не 40-е письмо за последние дни. После, когда начнется учебный год, трудно было бы догонять.

В городе знакомых настоящих у меня здесь нет, поговорить вполне искренно и по душе не с кем: нет ни одного возвышенно-духовного известного мне человека. Конечно такого, с которым свободно мог бы я говорить. С Преосвященным Анастасием не могу, хотя и прост он вообще. Монастыря в городе нет. Более пребываю в келье или в уединении сада. Но служил летом в соборе, потому что люблю многочисленность молящихся. Впрочем, здесь пусто и холодно даже в соборе, так что прискорбно становится на душе. И несмотря на всё это, я никуда бы теперь не пошел из Петрозаводска: не знаю, что меня к нему привязало».

Проводившиеся каждое воскресенье религиозно-нравственные чтения, в которых неизменно принимал участие архимандрит Фаддей, вызывали большой интерес; на некоторых чтениях зал не вмещал слушателей. Строя лекции на основе творений святителя Феофана Затворника, архимандрит Фаддей старался приспособить их к духовному и образовательному уровню непосредственных слушателей, ко многому давая свои пояснения. Иногда сосредоточенности слушателей хватало на два часа, что было немало, если принять во внимание серьезность и глубину тем, не имевших в себе никаких развлекательных моментов. После каждого чтения архимандрит Фаддей всегда делал вывод – в чем чтение было удачным и в чем оно оказалось не вполне таковым, почему и не смогло собрать большого числа слушателей и почему сам докладчик не сумел удержать внимания присутствующих и донести до них содержание своего доклада.

«Многие отнеслись к объяснению с прежним вниманием, но прежнего общего оживленного внимания на сей раз не было заметно, – писал архимандрит Фаддей. – Менее, чем в предыдущие воскресенья, было и народа, хотя всё же довольно много. Очевидно, к систематическому объяснению Священного Писания во многих слушателях нет должного усердия…