Со стороны сарая раздались удары и треск раскалываемых поленьев. Оттуда, как большие мыши, прыснули по дорожкам огородники и ВУмники. Один из них бежал вприпрыжку, почесывая на ходу то место корпуса, которое было обращено в этот момент назад.

Василиса вздохнула и с тоской в серых глазах снова оглянулась на окна дома.

Так прошел час.

Но когда от сарая перестал доноситься треск, и вместо него размеренные "вжик", "вжик" дали понять, что Иван обретает постепенно душевное равновесие, колокольчик у калитки снова звонко сообщил о том, что миг, про который сказал Джон, уходя, наконец-то закончился.

В этот раз в курчавых волосах Джона застряли куски водорослей, а с уха свисала желтая кубышка.

Джон запыхался. К тому же на его локте красовалась свежая ссадина.

– Где ободрался-то? – спросила Василиса.

– По дороге на дуб лазил, котенка снимал. Забрался, глупый, от собак, а слезть боится. А тут цепь еще без присмотра – качается, вызванивает, то ли "Свадебный марш", то ли "Марсельезу". Он сидит, мяучит, совсем разжалобил.

– Про цепь надо в ПрофСказ сообщить. Недогляд у них. Что за "Марсельеза"! Где это видано, чтобы русские цепи на иностранный манер звенели? Недогляд! – сказала Василиса.

– Сообщи, сообщи, только давай сначала уговор исполни. Только у меня банок нет, на твои рассчитываю.

– С холостой жизнью пора заканчивать, – ответила Василиса, – банок у него нет. Известное дело, откуда у русалок банки. Цветочки все, забавы.

– Да ладно, уж. Марья Моревна прохода не дает, так и ты еще туда же!

– Ну, ладно, так ладно. Принес?

– Принес, – ответил Джон и вытащил из кармана небольшой плоский пузырек.

Василиса вытащила пробку, понюхала:

– Тиной воняяет!

– А как же, с самой глубины взяли. Там, где царевна утопшая.

– Не пугай, – ответила Василиса, – и без того тошно.

Она спрятала пузырек в карман, где уже лежал гребень, и участливо посмотрела на локоть Джона.

– Сходи к щуке, омой из бадьи живой водицей.

– Сейчас схожу. Спасибо. А Иван где? Хочу его на рыбалку позвать. Сомы русалкам житья не дают. И водяного задирают.

– С ума сошел! И не вздумай Ивана на отворотное озеро водить! Попробуй только заикнуться, узнаешь у меня, что такое гость незваный! – Василиса замахнулась на Джона ложкой.

– Не буду, не буду, – успокоил ее Джон, потом добавил, прислушиваясь, – вроде как Иван косу правит? Что это он, сам взялся? ВУмники испортились?

– Отдыхает он, умаялся.

– Чем умаялся-то? У него же выходной сегодня.

– Гости у нас, – грустно произнесла Василиса, и снова со вздохом посмотрела на дом.

– Тогда потом к нему зайду. Сначала локоть залечу. Щуку не побеспокою, не рассердится она?

– Ей не до тебя. Иди, только на пол не плещи.

Джон поднялся и направился к крыльцу. На полдороге обернулся:

– А ты не знаешь, почему цепь на дубе без присмотра? Куда кот подевался?

– Да там он сидит, – Василиса кивнула на окна горницы, – в гости к щуке пришел – с другом, с утра сказки сказывает. И ни одной новой!

– Джон почесал затылок:

– Ладно, я тихонько проскочу. И сразу назад.

– Никаких назад, – прикрикнула Василиса. – Спроси у него, не хочет ли свежего молочка? И мне блюдце принеси. Я ему налью парного.

При этих словах Василиса бережно погладила карман.

Джон покивал, мол, понял и принял к исполнению, и продолжил путь к крыльцу. Но на крыльце он столкнулся с Марьей Моревной.

– Милости просим, милости просим, – заулыбалась она Джону, отходя к перилам, чтобы тому было проще войти.

А потом вонзила руки в бока и закричала Василисе:

– Хватит на дворе прохлаждаться! Иди к гостям! Негоже одних родителей оставлять. Отец еле отдувается.

Василиса скорчила губки жалостливо, еще пару раз стукнула по котлу, отдала ложку ВУмнику и нога за ногу поплелась в дом. Марья Моревна строго смотрела на дочь, но с каждым шагом Василисы взгляд ее все смягчался и смягчался: