Старичок Прохор вдруг повернулся к стене и поднял брови. Стена была вся залита ярким светом, лившимся из окна. Ничто его не загораживало.

– Так они уже здесь, наверное! – воскликнул старичок Прохор.

Он привычно положил надкусанную ватрушку в карман, и в меру сил быстро доковылял до окна.

– Вот-те и выборщики, – протяжно и удивленно сказал он. – Садятся. Прямо на лес садятся.

Старичок Прохор взял с лавки лупоглаз, протер донышко рукавом, нацелился на дальний лес:

– Авария у них.

– Не может быть! – все, кроме Бати, сгрудились у окна.

Серый аэростат выборщиков, потерявший вдруг упругость, как-то весь сморщился и уже почти висел на вершинах столетних мачтовых сосен. Солнца, понятно, в таком состоянии он загораживать не мог.

– Поехать что ли, узнать, что случилось? – проговорил Джон.

– А галок развешивать – забыл? – толкнул его Иван.

– Галки, оно нужнее, – согласился Джон, – с аэродрома механиков отправлю, пойду позвоню.

– Что случилось? Что случилось? – пробурчал Батя. – Понятно, что случилось. Не первый раз под горячую руку.

Потом хлебнул из стакана, посмотрел в угол на ружья.

– Иван!

– Что, Трофим Трофимыч?

– Ружьишки-то в арсенал спусти, да почисти. Ключи вон – у Прохора возьми.

– Само собой, – ответил Иван, достал ключи из кармана старичка Прохора и унес ружья.

Снова звякнули железные ворота под полом.

– Ну, пока Джон распоряжается, Иван тоже пристроен, я насчет обеда распоряжусь! – сказала Марья Моревна и удалилась на кухню.

Василиса взялась ей помогать, а старичок Прохор так и застыл возле окна с лупоглазом перед прищуренным глазом.

– Нет, сегодня не долетят. Не починятся, – подвел он окончательный итог, снова сел за стол и потянулся за новой ватрушкой.

После обеда развешивали галок на шестах. А вечером, как обычно, сидели в саду и смотрели на звезды. Старичок Прохор дежурил у телевизора, а после полуночи тоже дохромал до скамейки.

– Ну, какие новости? – спросил его Иван.

Все благодушно посмотрели на Прохора.

Старичок Прохор отдышался и сообщил:

– Никто не победил. Будет второй тур. Только ваш этот – марсианин – свое отыграл. Не прошел во второй тур. Двух голосов аккурат не хватило.

– Бывает, – философски заметил Джон.

– Ну и пусть, – шепнула Василиса, прижимаясь к Ивану.

– Хорошо, – сказал Батя.

Старичок Прохор переместился поближе к Марье Моревне и стал что-то шепотом горячо просить ее.

– Да ты ополоумел, старый, такими пустяками щуку беспокоить! Не пойду спрашивать, и не думай. Подождешь до второго тура, не рассыплешься. Я лучше вон утром карасика выловлю и в реку отправлю на вечную жизнь. Чтоб соблазна не устраивал.

– Каково ему там будет, он, наверное, живой водой уже весь пропитался, – задумчиво произнесла Василиса.

– А тяжело поначалу будет. Сожрать его никто не сожрет, а шарахаться от каждой тени будет. Молодой еще, пока подрастет, – ответила Марья Моревна.

А галок, как стало видно утром, действительно поубавилось. Не подвели дедовские ни книжки, ни ружьишки.

Василиса сидела на скамейке под яблоней и смотрела на котел перед собой. Котел стоял на трех камнях и трава под ним пожухла. Трава пожухла оттого, что котел был горячий.

Котел был горячим, и в нем кипело. Розовая пенка стояла над котлом рыхлой шапкой, и ее куски иногда отваливались, как от айсберга, и падали на траву. А также на плоскую спинку, как у краба, ВУмника. ВУмник поднимал над собой деревянную ложку и скидывал пенку с себя куда попало.

Попало на подол Василисе.

– Тоже мне, мешальщик нашелся! Мешаешься только! – воскликнула Василиса и отняла ложку у ВУмника.:

– Дай сюда!

Горячий яблочный дух растекался по саду.