Она походила на Мальвину из Золотого Ключика, только волосы не локонами, а прямые.

Красивая девочка с удовольствием вспоминала, что там, где они жили раньше, она была королевой двора, а мальчики как бы её пажами.

Наверное, я простудился на каникулах и приступил к учёбе на пару дней позже остальных, потому что не понял что происходит в то утро, когда я наконец-то пришёл в класс.

Уроки ещё не начались и вслед за мной в дверях появилась недавняя именинница, как и остальные школьницы она была одета в стиле королевы Виктории – коричневое платье с белым кружевным воротничком и чёрный фартучек с пышными лямками на плечах.

Ступив через порог, она остановилась и выжидающе замерла.

Тут-то и раздался многоголосый крик:

– Корова двора!

Она уронила портфель на пол и, охватив руками голову, побежала по проходу между партами на своё место, а все – и мальчики и девочки, загораживали путь, что-то вопили ей в уши, улюлюкали, а Юра Николаенко бежал следом и тёрся сзади как собачка, пока она не села за парту.

Гам улёгся лишь когда в класс зашла учительница с вопросом: «что тут творится?!», как видно она понимала не больше моего.

Девочка выбежала вон, даже не подобрав свой портфель.

На следующий день у нас было классное собрание, но без той девочки, вместо неё пришёл её папа с красным лицом и кричал, что мы негодяи и щиплем её за груди, и он руками показывал на себе как именно.

Потом классная руководительница говорила, что пионерам не к лицу травить своих одноклассников, таких же пионеров, и мне было стыдно, хоть я не щипал и не травил.

Красивая девочка больше не пришла в наш класс, наверное, её перевели в параллельный.

( … как сказано в поэме Аветика Исаакяна:

“ толпа – не знающий пощады зверь

но это я увидел ещё до того как её прочитал…)

Впрочем, индивидуальная жестокость не намного лучше и меня глубоко царапнуло зрелище материнской педагогики случившееся по весне во дворе Квартала.

Послеобеденный двор был пуст и в него между нашим и соседним домом вошла женщина, направляясь к зданиям на дальней стороне.

За ней с плачем бежала девочка лет шести, она протягивала к женщине руку и охрипшим от рёва голосом повторяла один и тот же вопль: «мамочка! дай ручку!»

Женщина шла не останавливаясь и лишь иногда оборачивалась на ходу и тонким прутом стегала по протянутой к ней руке; девочка вскрикивала, но руку не убирала и не переставала повторять: «мамочка! дай ручку!»

Они пересекли двор и зашли в свой подъезд, оставив меня мучится неразрешимым вопросом: разве могут в нашей стране быть такие фашистские мамы?.

Между левым крылом здания школы и высоким штакетником, что отделял территорию школы от леса, располагались грядки пришкольного участка.

Вряд ли суглинок вперемешку с иссохшей хвоей, осыпáвшейся с редких внутридворовых сосен, способен принести какой-то урожай, однако, когда в классе объявили всем явиться на воскресник для вскопки грядок, я пришёл в назначенный утренний час выходного, хотя погода была пасмурной и мама меня отговаривала.

Всё оказалось, как она говорила – во всей школе ни души.

Но может ещё подойдут?

Мне не хотелось торчать перед запертой дверью здания и я спустился в нижнюю часть школьной территории к одноэтажному корпусу мастерских и нашего класса.

Напротив корпуса стоял приземистый кирпичный склад с двумя воротами и оказалось, что на его крышу можно взобраться сзади, с близкого откоса крутого взгорка.

Крышу покрывал чёрный рубероид.

Пустая, чуть покатая крыша.

Я обошёл её. Постоял. Обернулся к пустому школьному двору.

Никого.

Ладно, подожду ещё чуть-чуть и уйду.

Тут выглянуло солнце и ждать стало веселее.