Измайлов запер нас изнутри и уверенно двигался к моему столу.
– Что ты творишь?! – подскочила я, немея от такой наглости.
– Я бы закрыл глаза на твое маленькое рукоприкладство, – погладил заросшую щеку. – Но прилюдное унижение… – с наигранной озабоченностью покачал головой. – Не находишь, что это уже слишком? Настоящий удар по моему мужскому эго.
– Еще пусти слезу! – рвано глотнула воздух, пытаясь обогнуть его и пробраться к двери.
– Как грубо. А ведь художника может обидеть каждый, – подцепив кончиками пальцев свой отвратный рисунок, Измайлов протянул его мне.
– Убери эту порнографию! – оттолкнула его руку.
– Хм. Как скажешь, думаю, парни заценят. Особенно Прохоров.
– Эй, дай сюда!
В этот миг он перехватил мои запястья, резко потянул к себе и прижал задницей к столу, наваливаясь на меня всем телом.
– Ты что творишь?! – прошипела, маленькими глотками хватая воздух.
Тихо посмеиваясь, подонок опустил взгляд на мои губы. Он облизнул свои и снова посмотрел мне в глаза.
– Пытаюсь решить наши разногласия, глупенькая…
Его взгляд держал на привязи, с каждой секундой лишь крепче затягивая удавку вокруг моего горла. Ужас, затопивший душу, стал практически осязаемым. Меня потряхивало. Мурашки вгрызались в поясницу. В груди пекло.
– …Неужели тебе не интересно, как я собираюсь это сделать? – шумно сглотнул, и я заметила, как натянулся кадык на его массивной шее.
– Как? – пробормотала, оглушенная набатом собственного сердца.
Вдруг Измайлов толкнулся в меня пахом, ухмыльнувшись, когда я от неожиданности прикусила язык. Эрекция, упиравшаяся мне в живот, просто добила. На несколько секунд я оторопела. Даже голосовые связки отказались подчиняться. Всё происходящее больше напоминало гротескный цирковой номер. Какое-то дурное шоу.
Полный крах…
– Отпусти! – я задергалась, как ненормальная, пытаясь вырваться из захвата, но ничего не выходило: Измайлов гораздо сильнее.
Хрипловато посмеиваясь, крепче сжал мои запястья и запрокинул руки над головой. А потом снова слегка толкнулся. И еще раз. Поигрывая желваками, Измайлов нависал надо мной, глядя исподлобья, продолжая совершать поступательные движения бедрами. Плавно. Мягко. Заставляя сердце с каждым новым движением проламывать ребра.
– Катюша…
Вздрогнула, поднимая на него расфокусированный взгляд. Крупные ручищи так цепко меня удерживали, что было больно.
– Оставь меня в покое. Пожалуйста. Я и так поставлю тебе зачет… – прошептала, только бы прервать эту сгущавшуюся наэлектризованную тишину.
Он улыбнулся.
– Я не могу, – пропустил прядь моих волос между средним и указательным пальцами.
Не может. Вот так просто и жутко.
– Не можешь?! – повторила оторопело, морщась от того, как собственные зубы отбивают чечетку.
– Ага. Ты так дрожишь в моих руках, хотя я еще ничего не делал. А что будет, когда я тебя раздену? – сплюснув подушечкой пальца мою нижнюю губу, он опустил голову ниже, будто собирался меня поцеловать.
Нет. Только не это.
Дернулась, практически вывернувшись из его звериной хватки, но подонок лишь тихо рассмеялся, возвращая меня на место. Он снова потерся о мои бедра выпиравшим бугром.
– Что мне с тобой делать, Катя? – перешел на шепот, убирая с моего лица выбившийся локон. – Лучше бы ты сразу дала мне там, в клубе. А теперь… – еще тише, так что я не смогла разобрать последних слов, сильнее цепенея от шока. – Кажется, я знаю только один метод, который нам поможет.
– Какой еще метод?!
Мажор отпустил мои руки и, склонившись, провел пальцем по моему подбородку. Его безумный взгляд метался от моих губ к глазам. И обратно. Я замерла. Не могла пошевелиться. Ноги сделались неподъемными колотушками. А он кончиками пальцев коснулся моих скул, чуть сдавил, прошептав с легкой хрипотцой: