– Поехали! – приказал Симонов.

Но далеко уехать не удалось, машину начало вести вправо, и они остановились, оказалось спущенным переднее колесо.

– После таких скачек удивительно, что мотор ещё на месте, – подумал Симонов.

Запаска оказалось тоже пустой. Аббас показал отверстие в покрышке колеса, пуля пробила колесо насквозь, на противоположной стороне, под углом пробила диск и, срикошетив по деталям крепления запаски, ушла вверх.

– Повезло нам, – продолжил разговор Симонов, обращаясь к ещё полощущему рот Леониду, – нас спасло разгильдяйство этих бойцов. Охранения на въезде в деревню не было, из всей толпы оружие было только у одного, по крайней мере, я так заметил. На БТРе за пулемётом, тоже никого не было. И самое главное, всё произошло неожиданно и для них и для нас! Но мы оказались шустрее!

– Они что-то мерили из одежды, наверное, реквизировали в лавке, а винтовки стояли возле стены. Аббас молодец, я ещё не успел арабское «ржа» – «назад» прокричать, а он уже развернулся. Надо на ближайшем же посту «шорты» – военной полиции, сообщить об этой группе!

Аббас, остановив попутку, увез колесо в ближайшую шиномонтажную мастерскую.

Через несколько минут к ним подъехала разукрашенный «Ленд Ровер» военной полиции. Предупреждённый Аббасом офицер, попросил показать место, где всё произошло.

Лёня, еле ворочая языком, переводил. Симонов показал на карте место встречи с хаддадовцами, их примерную численность и наличие БТР.

Вскоре вернулся Аббас, поставил колесо. Прежде чем ехать, решили покушать. Лёне всё же налили из резервных запасов. Дабы ему было не скучно, после пережитых волнений, к процедуре присоединился и Симонов. Вечером они были уже дома. Неделю Лёня не ездил на службу, аккуратно посещая местную санчасть. Симонову пришлось всё это время дежурить одному, безвылазно находясь в бригаде.

Ежедневное общение с офицерами и солдатами бригады значительно расширило словарный запас Владимира. Во всяком случае, с Аббасом он уже мог, худо-бедно, изъясняться, не прибегая к языку мимики и жестов. Тот, в свою очередь, зная словарный запас Симонова, строил свои предложения исходя из этого. Всячески помогали охранники Махмуд и Сугель, первый раз в жизни, участвующие в процессе познания чужого языка.

Чисто военные термины, почему-то, давались легче. Часто работая с картой, решая текущие вопросы с командиром бригады и начальником штаба, Симонов уже мог показать батальоны первого эшелона – «катибе насактани», второго – «катибе ауле», резерв – «ихтияд». Позиции артиллерии, зенитчиков, мотострелков. Поставить и указать на карте – ближайшую задачу – «мугуми мубашара», последующую – «мугуми тани». Иногда жалкие познание в немецком языке, мешали запомнить арабские слова. Немецкий язык Володя, как и многие его сверстники, учил пять лет в школе, три года в военном училище, три года в академии, четыре года служил в Германии, но ничего путного, кроме шутливого, – «битте, цвай хундер грамм в одну посуду! Унд, бохвурст!» – «Пожалуйста! Двести грамм в одну посуду! И сосиску!» – сказать не мог.

Вероятно, само обучение в учебных заведениях строилось по методике, делающей упор на знание грамматики, синтаксиса и произношения. Тупое заучивание слов не подкреплённое их использованием в повседневной жизни, в сочетании с отсутствия должного желания и необходимости, делали процесс обучения бессмысленным.

Иногда полковник Джума беззлобно подтрунивал, предлагая Володе произнести что-то по-арабски, и как ребёнок смеялся, слушая исковерканное предложение. Симонов, в свою очередь, на любимую Джумой русскую фразу – «как дела?» – научил его отвечать – «как легла, так и дала!». Когда он с трудом, с помощью Леонида, разъяснил начальнику штаба, что это значит, тот смеялся ещё сильнее. И теперь при каждой встрече задавал этот вопрос и сам, смеясь, на него отвечал.