В Дамаск прилетели далеко за полночь. Построенное в восточном стиле, новое, шикарное здание аэропорта светилось в ночи, как огромная скала, источающая свет.

По рукаву пассажиры попали в международный терминал. Многие, по-видимому самые сообразительные, почти бегом бросились к стойкам вдоль стены, и стали заполнять, сложенные там стопочкой листки. Туда же направился аспирант, взял один из листков и Симонов. И только тогда, понял всю глупость и безвыходность, своего положение. Это были, напечатанные на арабском, бланки деклараций, которые необходимо было заполнить, прежде чем идти на паспортный контроль и таможенный досмотр.

Советские переводчики встречали в аэропорту только рейсы Аэрофлота.

Оформляли необходимые документы, собирали паспорта и без всяких проверок проводили прибывших к автобусам.

Симонов, прилетев сирийским рейсом, не мог обойти паспортный контроль и свирепых таможенников, бесцеремонно вытряхивающих вещи своих сограждан для досмотра. Когда-то Володя, впервые прилетев в Дамаск, с ужасом наблюдал эту процедуру. В этот раз, на улице его не поджидал с машиной верный Аббас. Арабских денег на такси у Симонова не было, он даже не знал номера телефона оперативного дежурного Управления главного военного советника.

Всё ещё, на что-то надеясь, он прошёлся вдоль стоек, но бланка декларации на русском языке так и не нашёл. Молодой человек, аспирант советского ВУЗа, попытался помочь в заполнении декларации, но вскоре они поняли бессмысленность этого занятия. Остановились на том, что Ахмед, так, оказывается, звали аспиранта, по приезду домой, с квартирного телефона позвонит оперативному дежурному Управления. Если конечно найдёт его номер в телефонном справочнике. На том и расстались.

Симонов остался один, голоса людей звучали тише, зал понемножку пустел.

– Рано или поздно все разойдутся, а я останусь торчать посредине зала, как облезлая пальма. Надо где-то присесть в сторонке, и спокойно обдумать своё положение, не привлекая внимания охраны. Рейс из Москвы будет в пятницу, сейчас только утро среды – не дотяну, – с грустью подумал Симонов.

Он сел на скамью рядом с каким-то развесистым растением и сделал вид что дремлет. В пустом зале гулко разносились шаги сотрудника аэровокзала, прохаживающегося возле выхода из посадочных рукавов.

– Что расшагался? – неприязненно подумал Володя, чутко прислушиваясь к тому, куда шаги повернут, – сейчас подойдёт, и ласково скажет «собахен хэр – доброе утро!». И всё, приплыли, доказывай потом, что ты не верблюд! На его счастье вскоре прилетел рейс из Киева, до этого делавший посадку в Багдаде, а теперь собирающийся лететь дальше, – в Каир. По крайней мере, именно так понял прозвучавшее объявление Симонов.

Зал вновь наполнился голосами. Симонов знал, что все улетающие в Сирию по военному контракту, даже если они живут в Киеве, не могут прилететь этим рейсом. Улететь можно было лишь после посещения «десятки» в Москве. На рейсе могли прилететь только жёны, возвращающиеся из Союза. Но женщины улетали ради детей и, как правило, возвращались только после первого сентября. Всё же он поторопился к входу в терминал, внимательно, с надеждой разглядывая прибывших.

Увы, знакомых лиц он не увидел. Большая часть пассажиров Киевского рейса были арабами, две женщины показались ему русскими, но подойдя ближе, услышав их разговор, понял, что женщины сирийки.

Мимо Симонова не глядя по сторонам, сосредоточенно прошли трое мужчин, явно европейской внешности. Ожидая кого-то, они расположились на кованой скамье возле стеклянной стенки, разделяющей зала. Приезжие вели себя как-то странно, между собой не разговаривали и по сторонам не смотрели.