– Я военный советник, а танк, подарок сирийскому генералу!

Заняв в салоне свое место, Симонов вновь оказался рядом с аспирантом из Краснодарского ВУЗа. Чему тот очень обрадовался, чистосердечно признавшись, что хотел бы в полёте поговорить, как он выразился, «со свежим человеком».

«Свежий человек» Симонов не возражал, сказав, что будет рад такой беседе, и подумал:

– Это будет прекрасная возможность освежить свой «арабо-хабирский» диалект, после месячного отпуска.

Одним из последних пассажиров в салон вошёл тот самый молодой араб, с которым Симонов поругался у билетных касс в Москве. По-видимому, он провожал своего друга вылетающего другим рейсом, и чуть не опоздал на свой. Не глядя по сторонам, он быстро прошёл в глубину салона.

Володя огляделся, Boeing на котором им предстояло лететь, был не настолько стар, сколько неухожен. Внутренняя отделка бортов и материал пассажирских кресел были «замусолены» и, по-видимому, никогда не встречались с шампунем. Спинка среднее кресла в переднем ряду не стопорилась и попытка полной женщины-пассажирки его немного опустить, кончилось тем, что спинка, вместе с пассажиркой, загремев, упала на колени сидящего сзади аспиранта. Все усилия поднять и застопорить её, закончились ничем. Стюардесса увела полную даму в хвост самолёта. На иллюминаторе отсутствовало внутреннее стекло, и позже, по просьбе пассажира сидящего у стенки, его заткнули подушкой.

Наконец, сборы закончились, самолёт медленно покатили на рулёжку.

Симонов сидел у прохода, и в иллюминатор противоположного борта видел удаляющийся аэровокзал и крыло самолёта. Через какое-то время, двигатели загудели, самолёт вырулил на старт. Постояв, и собравшись с силами, ринулся вперёд, слегка покачиваясь на стыках плит. Скорость нарастала, Володя обратил внимание, что крылья лайнера трясутся от неровностей полосы и вибрации. Это его очень удивило. Возможно, они также тряслись и на других самолётах, чего он не замечал. Но тут они тряслись так, будто собирались, мощно взмахнув, птицей поднять самолёт в небо.

Всё обошлось, шасси оторвались от земли, крылья замерли, самолёт набрал высоту, табло погасло. По салону распространился запах сигарет, над спинками сидений поднялись к потолку синие струйки дыма. Оказалось, что на сирийском рейсе курение не возбранялось.

С новым попутчиком, которого Володя окрестил – «аспирантом», они проговорили весь перелёт до Стамбула. Огромный город при развороте самолёта появились в иллюминаторе россыпью ярких, разноцветных огней. Молчаливый турок, сидящий у борта, вытащил подушку из холодного иллюминатора и стал смотреть вниз.

Загорелось табло, самолёт начал снижаться, он, казалось летел над самой водой, отражающей огни ночного города.

– Мраморное море, – пояснил аспирант.

Лайнер коснулся земли и, загудев двигателями, начал торможение. Голос стюардессы по-арабски и по-английски что-то объявил. Арабским языком Симонов владел слегка, английский не знал вообще, так как учил немецкий.

– Мы прибыли в международный аэропорт Стамбула, имени Ататюрка. – перевёл аспирант.

Вскоре всех пригласили к выходу. На улице было свежо и прохладно, чувствовалась близость моря. Пока пассажиры ждали автобус, к самолёту подкатил черный автомобиль с зарешеченными окнами, из него выпрыгнули два человека в тёмной форме, как Симонов предположил, полицейские. И стали прохаживаться вокруг лайнера, вероятно, в качестве охраны. Больше всего Володю удивило то, что они были вооружены немецкими автоматами «Шмайсер» военной поры.

К самолёту прибыли два автобуса, в один погрузились те, кто летел в Турцию, других пассажиров – летевших дальше – в Дамаск, на втором автобусе отвезли «в отстойник», как по-русски назвал это помещение аспирант. Отстойником был большой зал, с буфетом, мягкими креслами, телевизором, туалетами и громадными пальмами по углам.