В бардачке, мелодично тренькая, ожил забытый там с утра мобильный телефон. Ленка открыла принятые сообщения и, вздохнув, поделилась последними новостями с Майей:

– Людей мало, поэтому прощание уже закончилось. Мишаня говорит, чтобы мы сразу на кладбище ехали.

– Как же так. Мы даже и не попрощались с ней как следует, – расстроенно прошептала Майя.

– Ничего не поделаешь, Майя. Семеро одного не ждут. Если будем дальше здесь сидеть, то ее и похоронить без нас успеют, – сердито фыркнув, сказала Ленка.

– Да, конечно. Поехали быстрее, – заторопилась Майя.

Небольшая похоронная процессия была уже недалеко от въезда на кладбище, когда они, наконец, добрались до пункта назначения.

В глубине души Майя была даже отчасти рада, что ей не пришлось снова смотреть на мертвое лицо Веры. Она хотела сохранить его в памяти живым и смеющимся, а не чужим застывшим слепком.

Молчаливо кивая, здоровались с ними знакомые лица и расступались, чтобы она могла подойти ближе к могиле. Первые комья земли уже летели на крышку гроба, осыпая его мелкой сухой пылью. Глаза уже высохли, и лицо ее вместо слез припорошила эта желтовато серая пыльная пудра. Все уже начинали расходиться, а она все стояла и смотрела, как с лопат летит и крошится земля. Она заметила, что у могилы остался стоять еще один совершенно незнакомый ей человек. На первый взгляд ему было лет 35, но Майя могла ошибаться. Она исподтишка рассматривала его, недоумевая, кто же это может быть. Внимательные темные глаза заметили ее взгляд, и человек шагнул в ее сторону:

– Вы Майя? Сестра Веры, если я не ошибаюсь, – спросил он.

– Да, – коротко кивнула она.

– Меня зовут Михаил Петрович. Вера рассказывала мне о вас, – представился он и протянул ей карточку. – Вот моя визитка. Позвоните мне, пожалуйста. Я думаю, нам нужно поговорить.

– Нет, ты не можешь ко мне прийти, – в сотый раз терпеливо объясняла Майя.

– Почему? – не успокаивался голос в телефонной трубке.

– Потому что я пока не готова тебя видеть, – ответила Майя, наблюдая за черным котом, что, спасаясь от окрестных дворняг, забрался на дерево рядом с балконом ее квартиры. Интересно, как там поживает Тишка? Надо бы позвонить тете Наташе.

– Майя? Почему ты не отвечаешь? – сердясь, спросил Дэн.

– Извини, задумалась немного, – вздохнула Майя, мечтая о том, чтобы положить трубку.

– Ты даже по телефону со мной не хочешь разговаривать? – обиженно спросил он.

– Дэн, мне правда нужно идти. Ты же знаешь, что меня ждет в больнице мама, —попыталась ускользнуть от разборок Майя.

– Да, конечно. Сначала Вера, теперь твоя мать. Они всегда забирали тебя у меня, – злобно процедил Дэн.

– Ты еще скажи, что ты ждешь, не дождешься, когда сдохнет моя мать! – не менее злобно прошипела Майя, позволив своему гневу вырваться наружу.

– Да, именно об этом я и мечтаю! – в очередной раз плюнул он в ее душу.

– Да пошел ты знаешь куда… Урод! – в сердцах сказала Майя и бросила трубку.

Скотина! Какая же все-таки он скотина. Как она вообще могла с ним так долго встречаться и не замечать, какой он гадкий тип. Она всегда чувствовала, что мама не одобряет его кандидатуру. Да и Вера с Ленкой в последнее время не очень стремились с ним общаться. Она должна решиться и развязать этот узелок.

В душе было как-то пусто, и ни единая дельная мысль не смела прийти в ее затуманенную голову. Хотелось залечь на диван и весь день смотреть телевизор, позволяя ему забивать ее мозги всякой всячиной, только чтобы отвлечь от главного. Ее неослабевающей тревоги за мать. Уже прошло больше двух недель с того дня, когда они похоронили Веру. И боль утраты на время заслонила ее главная беда – здоровье матери. Постепенно ей становилось все хуже, несмотря на то, как бились над ней врачи. Казалась, мама устала бороться и готова принять свою участь, какой бы она ни была. Это было так несправедливо. Ее привычный мир рушился на глазах, поочередно отбирая близких ей людей. Даже Дэн, которому она так доверяла, предал ее. Она понимала, что это она ошиблась в нем, старательно не замечая красноречивых признаков, с головой выдающих его истинную суть. Но все же предпочитала расценивать эту ситуацию как предательство.