И она помнит, как после десяти вечера, когда Сара уже спала, он появился в дверях и сказал: «Нам нужно поговорить».

И тогда первый раз в жизни у нее сжалось сердце. Она помнит, как он судорожно сцепил пальцы и старался не смотреть на нее. Его взгляд сосредоточенно уткнулся в ковер на полу, и спокойно, не повышая голоса, будто бы он учил на память свою речь, все ей рассказал о Ягоде, прекрасной и свободной девушке, которую полюбил со всей страстью.

– Понимаешь, первый раз в жизни настоящей любовью.

Нет, она не понимала. Она сидела как неживая, вцепившись в кружку с чаем.

Ох! Как отвратительны были воспоминания, жившие все эти годы. И подумать только, муж пришел к своей жене поделиться с ней секретом и проблемой и спросить, что делать в такой трудной ситуации.

А она, идиотка, совершенно не оценила чувств и откровенности собственного мужа, только плакала и умоляла, чтобы не уходил, приводила, как довод, прожитые вместе годы, общее жилье, совместные воспоминания и общие планы.

Станислав слушал ее с опущенной головой и шептал:

– Я за все с тобой расплачусь, обеспечу вас, ты ведь знаешь, что вы главное в моей жизни, но это сильнее меня.

И эти его переплетенные пальцы, и старый ковер под их ногами, первая вещь, которую они купили вместе за сто долларов (свадебный подарок его отца), и его спокойный голос, повторяющий:

– Не беспокойся, все будет хорошо, все сложится, я должен идти, я обещал.

И его ботинки, сходящие с ковра на пол, выходящие в коридор, переходящие через порог, и ее всхлипывания:

– Не делай так, прошу тебя, не делай!

И ее умоляющий жест, когда она сорвалась с дивана, чтобы его удержать, не позволить уйти, схватилась за плащ.

– Давай поговорим, не уходи еще, не уходи!

И его резкое движение, чтобы освободиться от ее рук, будто стряхивал какие-то крошки, и его повышенный голос:

– Оставь меня!

И как хлопнула дверь, и мир, который рухнул всеми стенами, погребая ее и все их прошлое. И сонная Сара, стоящая в дверях, со своим любимым затрепанным серым мишкой, без которого она не могла заснуть, с широко раскрытыми, удивленными глазами и криком:

– Папочка!

Не могла ему простить, что на дрожащих ногах она побежала к соседям за помощью и не могла утешить Сару, которая, впрочем, на следующий день ничего не помнила.

Через два дня погибли ее сестра и муж, Иренка осталась сиротой. До сегодняшнего дня не могла забыть того самого унизительного вечера и считала, что ничего более страшного в жизни не могло случиться. А однако случилось.

Она позвонила на работу Станиславу, оставила сообщение об этом несчастье, надеясь, что он опомнится и вернется.

Через два дня Станислав вернулся домой, помятый, погасший, безвольный, и сказал:

– Я вас не оставлю, она этого не хочет. Ягода слишком порядочная, чтобы пойти на это.

И взялся красить квартиру, как бы доказывая, что все как прежде.

Хелена стиснула зубы, чтобы заняться осиротевшей Иренкой, чтобы погасить свою печаль, которую она в душе поделила поровну между печалью по сестре и ее мужу – и Станиславом, которого Ягода ей отдала.

Если бы… Это «если бы» преследовало Хелену все последующие годы и каждое утро напоминало ей о себе, хоть жизнь и вернулась в свое русло быстрее, чем она могла надеяться. Но это «если бы» чихало на нее в те вечера, когда Станислав улыбался ей, читая газету, или когда они ложились спать, или когда уезжали куда-нибудь.

Если бы… если бы не смерть, такая ненужная, такая ранняя, такая неожиданная, была бы она одинокой матерью, брошенной ради другой женщины. Ее дочь бы росла без отца. Он остался даже не из жалости к ним, остался только потому, что его возлюбленную замучила совесть.