А он отвечал:

– Я же уже говорил, что музыке все равно, откуда звучать. Даже если бы она гудела из старого ботинка, она бы все равно могла подогреть кровь даже такой бездушной железяки, как ты.

Мысль была предельно ясна, но я все равно спрашивал вновь, чтобы послушать ее заново.

Я спросил об этом и в тот день, когда зазвучал сигнал.

– Музыке все равно, откуда…

Но договорить не вышло. Жуткий протяжный вопль сирены гудел в голове так, будто череп раздувается в деревянном ящике, где с каждым вздохом ему все теснее. Дрожь в теле усиливалась с каждым словом «внимание».

Я сел на плитку и убавил собственный слух.

На аппараты садились десятки таких же андроидов, как я. Напуганные люди давали сигналы к взлетам. В воздухе висел страх.

Я понял: что-то пошло не так, когда L-316 выбежал на Край и схватился руками за голову. Он кричал, причитал и показывал пальцем наверх.

Я включил звук, и раздался грохот. Летели осколки, гремели батарейки, и, наконец, с громким треском прокатился по всей взлетной площадке упавший аппарат со сломанным пилотом-андроидом, зацепив за собой бедного L-316. С каким-то странным визгом он согнул ноги в коленях и попытался остановить скольжение поломанной машины. И он непременно бы докатился бы до самой фабрики, если бы мне не удалось обогнать его, упасть на пол и, сидя спиной к приближающемуся аппарату, во всю силу опереться на руки. Я слышал, как треснуло кресло, и аппарат разлетелся на детали. Я боялся открыть глаза и увидеть, что L-316 пострадал, и теперь ему придется торчать в ремонте, не прожив еще и двух дней. Каждая секунда тишины казалась мне вечностью, я не шевелился и ждал знака. Из-за волнения фонарик на запястье стал истерично мигать: это значило, что от напряжения мое тело нагрелось выше нормы. И, наконец, я услышал голос:

– Мун, ты цел?

Испуганными глазами все уставились на меня. Люди собирали по кусочкам сломанную машину. От какого-то неизведанного гнева я не мог разжать челюсть и ответить на вопрос. Гул со стороны края не давал слышать работу собственной вентиляции: проклятый инопланетыш продолжал крутиться перед глазами, и кто-то с протяжным воплем стаскивал со сбитой машины сломанного андроида.

И я не думал, просто делал. Злости было слишком много, и она выплеснулась наружу: прыгнув в кресло, я не вспомнил о плавном разгоне и обо всех правилах. Не позаботившись даже о креплении, я набирал высоту.

Тот аппарат был гораздо новее и быстрее моего. Взгляд еле успевал фокусироваться на нем. Вывод был прост: силой своей машины мне сбить его не удастся. И я сделал ставку на свой вес. После дерзкого обгона и достижения той высоты, на которой у меня снова загорелся фонарик на руке, нужно было выключить аппарат и только лишь управлять падением. Я бы успел уничтожить его новую машину: пусть даже самого робота-чужестранца наверняка бы спасли, куда ценнее было лишить его главного оружия, чем жизни.

Да, такова была логика, но что-то не давало мне покоя, и на душе кровоточащей раной отзывался тот душераздирающий вопль, с которым убирали, возможно, навсегда сломанного нашего солдата. И убийца летал прямо подо мной. Я видел, что это мужчина. Он был создан так же, как и мы, но все же не так напоминал человека, а мне он и вовсе казался чудовищем. А я все думал, чего же я медлю? Оставалось только отпустить все и уничтожить проклятый аппарат. Тут он остановился и с вызовом, с полуулыбкой поднял голову и посмотрел на меня.

Я не знаю, почему я так сделал, но я направился на чужака и видел, как его обе руки переместились на рычаг: еще чуть-чуть, и он бы перевернулся, а я бы врезался в литую, тяжелую деталь и раскрошил бы свой аппарат в осколки. Поэтому я попрощался с ним заранее: пришлось спрыгнуть, оставшись без надежного седла. Незащищенный и легкий, я приземлился за спину инопланетного робота и дотянулся до руля. В моей голове образовался новый, странный и безумный план. Собственным лезвием из левой ладони мне нужно было перерезать крепления и резким разворотом вытряхнуть пилота на Край. Я сделал это. С высоты суетящийся и напуганный робот смотрелся как букашка, что на секунду вызвало на моем лице злую улыбку. Дальше все было жестоко и страшно. Разогнавшись, я первый раз врезался в крошечного инопланетыша носом аппарата. С треском он повалился, а по его груди забегали серебристые искры. Я сделал так восемь раз, хотя хватило бы и четырех. Убедившись, что он не подлежит восстановлению, я поставил новый аппарат рядом с нашими, резким пинком сбросил врага с края, а затем вернулся в небо на обновке.