– Да… – я задумался. Я должен был получиться гораздо более рациональным и вдумчивым, чем был Владимир, но оказалось, что я машина для уничтожения консервных банок. Может, нам и нравится думать, что мы – разум, но на деле мы – оружие во власти чужого ума. – Я думаю, все, что касается этого плана, можно доверить тебе.

– А с чего ты взял, что я хочу этим заниматься?

Я посмотрел на его фирменную ухмылку, и моя интуиция считала ее дружелюбную иронию.

Тогда я ответил:

– Ну а как ты можешь не хотеть помочь любимому Другу?

Он рассмеялся.

Главное, что я был прав. Странно, что я доверял такое дело человеку, но у меня было хорошее предчувствие: во-первых, я живу слишком мало, чтобы обзавестись еще каким-то доверенным, кроме него, а значит, выбора у меня просто не было; во-вторых, у Владимира явно уже были наметки плана, а его мыслям можно было доверять целиком и полностью. Ну и, наконец, отчего-то он вел себя так, будто все это дело важно для него самого. На равнодушных помощников надежды, как известно, нет, а это было совершенно не о нем.

Этим я себя успокоил. Было ощущение, будто начинается что-то новое.

Владимир

Я не наблюдал ни одной нормальной истории о любви. Все они были какими-то больными и заканчивались печально. Быть может, если бы жил среди людей, то у меня не сложилось бы такого боязливого отношения к чувствам.

Я живу в корпусах «Танке» с рождения: здесь работали мои родители, когда еще выпускались андроиды поколения «Ь». Естественно, они погибли. Но ужас даже не в этом, а в том, что когда это случилось, я ничего не почувствовал. Мы жили не по-настоящему, а может, и не жили вовсе. Дни были похож один на другой: здесь нет ни выходных, ни праздников – это все земные штучки, о которых я узнал из кино. В детстве меня расстраивало, что у меня, оказывается, есть день рождения, которые Там люди отмечают каждый год; но сейчас мне стало все равно, и, наверное, я уже даже не хочу знать, в какой день я родился. Помню, пытался выяснить это у мамы. А она только спросила:

– А зачем тебе это?

Думаю, она и сама могла не помнить. Жизнь у многих людей идет в перерывах между работой и работой, а у нас и вовсе стоит на месте. Целыми днями я сортировал детали и протирал фары на аппаратах. Вечером возвращался в корпус, и мы открывали банки с питанием. Содержимое выглядело не так, как еда в фильмах: напоминало пюре, но было белого цвета. Двух приемов пищи в день хватало, чтобы получить все необходимое организму, чтобы мы могли работать. Но там явно не хватало того, что могло заставить радоваться. Мы даже не разговаривали, не слушали музыку. Я и сейчас не знаю, что любили мои родители и как случилось, что они нашли друг друга.

В день их смерти я остался в корпусе и собирал у андроидов форму, чтобы отнести в прачечную. Когда возвращался в комнату, меня перехватил один из раздатчиков и сказал, что родители мертвы. Инопланетный аппарат прорвался к Краю и палил кругом, не разбираясь. Они тогда инструктировали новособранных. В итоге погибли и они, и те, кто получал инструкцию.

Я ничего не чувствовал. Да и моя жизнь, можно сказать, вообще не изменилась. Я молча приходил с работы, ел и ложился спать. А потом смотрел в потолок и думал, что мне сделать, чтобы начать жить. Это были бесполезные размышления. Здесь они вообще не нужны. Чтобы начать жить, не нужно думать о том, какой ты несчастный и что тебе нужно, чтобы что-то ощущать. Надо действовать так, как будто ты уже давно счастливее всех: улыбаться этому проклятому миру, смотреть, как каждый день меняется небо, слушать музыку и, наконец, есть то, что имеет вкус. Беда в том, что это сложно сделать, когда в тебе крепко спят любые человеческие желания. Стыдно признаваться, но через год после того, как остался один, я стал неожиданно оживать. До этого я смотрел кино раз в месяц, в зале, с персоналом. Теперь же фильмы так захватывали меня, что я глядел их через день, а после в мою душу ворвалась музыка.