Я завороженно смотрю на девушку, сидящую на берегу в морской пене, подобно Афродите, и понимаю, почему она так спокойна, красива и естественна. И почему так суетны и безобразны те трое, с фанатичным упорством рвущие руками волны в неистовом желании покорить, а не понять то, что сильнее их, ибо море раз за разом возвращает этих людей в ту точку, в которой они были до того. Оно не пользуется своей властью над ними, спокойно отстраняя их от себя, пока они не станут хотя бы на шаг ближе к тому миру, который они привыкли воспринимать как нечто обязанное служить им.
Засыпая и просыпаясь, я видела море, одно только море, до самого горизонта уходящее в небо.
На закате солнце ныряло в него, вначале исчезая под водой наполовину, потом оставалась небольшая часть горящего шара на поверхности темно–синей воды, затем этот шар становился маленьким, светящимся ярко–оранжевым светом, переходящим постепенно в малиновый, потом в лиловый шарик, а после исчезал вовсе, и полосу горизонта заливало цветом солнца, которое уже из–под воды излучало все входящие в него краски, и они растекались по небу.
Каждый вечер ровно в 20 часов и 20 минут я смотрела новый закат – новое полотно великого художника, пишущего эти картины в количестве – бесконечность. От этого захватывало дух, и ни о чем другом я больше не могла думать, погружаясь в состояние созерцания, уже почти забытое мною…
Когда я приехала сюда, то на горизонте можно было видеть пять островов. Но вот уже несколько дней, как они исчезли из поля зрения: какая–то густая дымка совершенно скрыла их. Может быть, в этом был виноват шторм, бушующий в последнее время… Зато благодаря такой погоде мне удалось посмотреть невероятный закат, когда черные тучи, будто тушью выписывали пейзажи в стиле японской живописи, в которой присутствовали и горы, и склоны с чуть зеленеющей поверхностью, а в отдалении были видны чьи–то фигуры, удаляющиеся вдалеке, и закругленная тяжелая спина вола, под хлыстом погонщика.
Я забывала в тот момент, что это небо, а не рисовая бумага, настолько все линии казались живыми и четкими, что меня потрясала такая живопись. Мне никогда раньше не приходилось наблюдать подобное: какое–то чудо творилось наверху – в небесах.
А по ночам, слушая шум ударяющихся о берег волн, я представляла себе, что плыву на корабле и вокруг меня нет ничего, кроме огромного, бескрайнего моря. Нет ничего. До самого утра.
На седьмой день я увидела острова.
2
Путешествие начинается где–то внутри тебя, когда ты наконец решаешься оторваться от орбиты своего дивана, своего дома, города, страны, хоть притяжение слишком велико, так же как логические постулаты, объясняющие невозможность такого действия для тебя. Финансовые ограничения слишком весомы, чтобы пренебречь ими, но существуют разные варианты.
Где–то там – да, – думаешь ты, глядя в экран: бунгало, океан, жилище какой–нибудь попсовой «богини», но это же не для простых смертных… Да и фиг с ними со всеми: пусть живут в своих бунгало (хотя какая там жизнь?). Всё себе любимой, всё в себя. И людей не видать вокруг, и не смеется никто, и какой–то пацан не пронесется на мотоцикле перед твоим носом, и каштан на голову не упадет, и завтра – всё то же, что вчера, ну разве что океан другой и бунгало, и любовник. Тоже мне – событие. Ведь я не о том сейчас, я о жизни, то есть о неожиданном и новом вокруг меня, когда вдруг понимаешь: так бывает. И что ты видела это собственными глазами, даже если что–то не понравилось, и так тоже бывает… А там – по другую сторону бытия, о котором я писала чуть выше, бывает только то, что заказано и обозначено по прейскуранту.