–Что-то мне дурно… Надо бы прилечь. Его Синица успокоить не сумела…

Но главарь увидел всё без слов, и понял, что Хранилище в упадке:

–Ругаться с вами я пока что… не готов. Убирайте… эти беспорядки.

Водохранилище стояло на востоке: большая башня издали видна. Над пустырём торчала одиноко, как ввысь стремящаяся острая стрела. И от неё под недрами земными тянулись трубы через крайне длинный ход, снабжая Станцию запасами скупыми. И так из века в век, из года в год. Когда ж скитальцы в вечер побродяжный, таскаясь по́ миру, устроили привал, Кудряш по праву главаря взял власть над башней и всю систему вновь формировал. И вот сейчас, чрез сильный дождь он брёл, не глядя к Хранилищу в зловещей синеве. А непогода вновь в свои лохмотья рядит всю живность, что таится в глубине.

Кудряш по лестнице взбирался торопливо: скрипела ржавых прутьев череда. Он был в десятке метрах от обрыва и норовил все шлёпнуться туда. И был момент, когда он оступился: над бездною повис, держась за прут. Но очень быстро он обратно воротился, и продолжил свой отчаянный маршрут.

Синица в тот момент за ним следила, не отрывая взгляд и не смыкая глаз. И пару вздохов точно пропустила, застыв, как истукан, не в первый раз. Тем временем Кудряш дополз до цели и скрылся там за дверью в вышине. Средь серых туч лучи вдруг заблестели: желтая клякса на небесном полотне. На четверть часа их главарь пропал из виду, но после вылез и уселся на карниз, став подобным гробовому монолиту, он тяжелый взор отправил вниз. И закурил. Так нервно, так уныло. Своей подавленностью Станцию пьяня. На месте речки полз ручей неторопливый. Больше не будет для бродяг банного дня.

Утро ступило на землю сладким весенним туманом, конец мая гонит по небу белых пушистых овец. Главарь безмятежно сопит на старом зелёном диване: утомился за месяц тяжёлый этот кудрявый птенец. А день-то какой замечательный! Удивительно яркий и светлый, всё щекочет голые пятки тёплым желтым лучом! И каждый цветок на деревьях так ласков, радушен, приветлив. Сквозь сон напряжённый Кудряш вдруг дернул крепким плечом.

– Эй, соня, вставай! Кудряш, ты проспал свой будильник! Понимаю, ты выжат, дружок, но работа на Базе не ждёт! – громко выкрикнул Длинный, рукой опуская рубильник.

– Выключи свет.

– Э, нет, так, главарь, не пойдёт! Ты нам обещал, между прочим, показать еще в прошлую среду ту карту, что чудом отда́л барыга-старый Толкач!

– Ладно, болтливый. Не зли. Я приду к вам примерно к обеду. Проследи за порядком на Станции и над душой не маячь, – нехотя выдал Кудряш, одеяло стянув, потянувшись, заспанный взгляд устремился на стол, ну и затем на часы. Стрелки бежали вперед, и главарь, о провод споткнувшись, чуть не ударился носом о половник вошедшей Лисы.

– Длинный, ну я же просил! – Кудряш закипел, точно чайник.

– А не надо свой праведный гнев срывать, вожак, на меня. Я, конечно, всё понимаю, ты здесь босс и начальник, но и я далеко не последняя в этом кругу шестерня! Одевайся, давай. И на завтрак, – сердито вздохнула Лисица. -Тебя ждет подгоревшая греча. Спасибо скажи Молчуну.

–Лиса, дай минуту покоя. Тишиной хочу насладиться, – Кудряш с недовольною миной отвернулся быстрее к окну. И чрез лабиринт занавесок, он увидел небес океан, как лазурь с чарующих фресок: могучий незлой великан. Он в своей бороде приютил тройку птиц: стрижей и грача. Лисий «цык» Кудряш проглотил, недовольно под нос фырча, а после взял с комода зеркала осколок. Взглянул. Себя в оцепеневшей глади встретил. После скривился.

– Мой покой был так недолог. Ну что ж, тебя, Кудряш, с двадцатилетием!