– В твоём роду есть двое сенаторов, – сказал Марциан. – Один был консулом и сохраняет большое влияние. Почему бы нам не изложить ему наши соображения, а он донесёт это до ушей остальных?

– Ты говоришь о моём дяде? – спросил я, уточняя имел ли он моего дядю Ветурия Филона.

– О нём. О нём.

Я вздохнул.

– Они зададутся вопросом с какой стати я сказал это дяде, а не моему начальнику. Об этом сначала должен узнать Полониан. Если он одобрит, уже тогда следует пойти с докладом к претору. Тебе ли этого не знать. Если же советник Капитул не доверяет компетенции претора, назначенному сенатом, а доверяет своему дяде, значит его дядя желает оказать протекцию племяннику. Так они сочтут. Существуют исключение из правил – например, при военном положении. Но теперь не война.

Я сделал паузу и продолжил:

– Мой поступок не одобрят. Это первое. Второе. Даже если предположить, что мы выйдем на них через дядю, и они рассмотрят это, на Капитолии есть группы с разными полномочиями. Внешнюю политику представляют два десятка сенаторов, и внутри них нет единства. Если они узнают, о чём мы здесь говорим, принять решение займёт время, а действовать нужно быстро. Наконец, третье и самое главное. Мой дядя был консулом, но у него есть завистники. Они убедили его провести Марка Салинатора, которого уличили в растрате казны, а затем изгнали из Рима – это сделали те же, кто рекомендовал его моему дяде, чтобы потом бессовестно обвинить его.

Я вздохнул и сделал паузу.

– Послушай, дело не в том, что сведения, которые мы передадим, будут важны. Дело в том, от кого они исходят. Они исходят из тайной службы, которую возглавляет его племянник. Так они подумают.

Взгляд Марциана отражал досаду.

– Так что же мы можем сделать?

Я усмехнулся:

– А разве мы прежде не поступали так, как считали нужным?

– Да-да, Луций. Ты совершенно прав. – Он кивнул.

– Тогда вернёмся к допросу, – сказал я. – Я прочёл в свитке, что Гамилькар поклялся оставаться врагом Рима всю жизнь и заставил старшего сына принести такую же клятву.

– Да, это так.

– Почему лишь старшего, а не ещё двух других?

– Я задал этот вопрос узнику. Он ответил, что их жрецы получили откровение, что именно Ганнибал отомстит Риму. Кроме их откровений, ходят слухи, что этот юноша необычайно одарён военным талантом. Он уже имел опыт в битвах и командовал войском. Он использует необычную тактику и особые тренировки для воинов. Он, также, переоснастил армию, убедив их использовать новое оружие и доспехи. Говорят, он сам их придумал и передал мастерам чертежи. Также, он привёз в Карфаген семерых мидян, которые учат как использовать в бою слонов. Ганнибал трижды участвовал в сражениях с ливийцами и наголову разгромил их вдвое меньшим числом. Вот почему Риму следует опасаться именно его.

– Риму следует опасаться их всех, – поправил я.

– Конечно, их всех, – согласился Марциан. – Теперь у них в политике зыбкое равновесие. Если Ганнон соберёт достаточно сторонников, он сможет противостоять Барке. Если нет, вероятность войны усилится многократно. Но я нахожу…

– Говори.

– Я патриот, Луций, но я нахожу, что мы не готовы к ней, – добавил он осторожно.

– Не ты один находишь это, – проявил я солидарность вполголоса.

– Но из ответа узника у меня сложилось мнение, что не всё так просто, – прибавил он с озабоченным видом.

– На что же ты намекаешь?

– Мне кажется, не только Карфаген заинтересован в войне с нами.

– Конечно же нет. Есть ещё Македония, Нумидия, галлы, многие другие….

– Я не это имел в виду, – сказал Марциан. – Из его ответов я понял, что нити тянутся ещё от нас…

Я удивлённо посмотрел на него.