– Да, Конрат. Я доставлю твое письмо.

«Каким бы странным мне это не казалось».

ЦИРКАЧИ

Труппа возвращалась в Ригерхейм на довольно большой шхуне, нанятой циркачами на деньги, вырученные с концертного тура по королевству Кадилия – государству, являющемуся вассалом Ригерхейма и целиком занимавшему небольшой материк к юго-востоку от него.

Большая часть пути уже была преодолена, и до прибытия в порт города Гредис оставалось чуть более суток.

Погода была замечательная, но далекая от идеала для морских путешествий: ясная, но безветренная. Паруса шхуны «Сердце девы» едва заметно подрагивали от скромных потоков воздуха, и она, плавно раскачиваясь на низеньких волнах, с неспешностью черепахи приближала артистов труппы «Цюрильон» к берегам своей родины.

Был полдень, и собравшиеся на палубе циркачи, сбившись в небольшие группы, болтали о пустяках, смеялись, гримасничали и обсуждали прекрасно прошедший тур по Кадилии, в каждом городе которой они собрали многолюдную аудиторию, бурные овации и солидную прибыль. Труппа «Цюрильон» – дружная и небольшая, но одна из самых талантливых во всем Ригерхейме и заслуженно известная.

Лишь хромой жонглер Динкель не хотел присоединяться к всеобщему веселью. Он был единственным на судне, кому было грустно. Он стоял в стороне от остальных и наблюдал за самой большой группой артистов, занявших центральную часть палубы. Они были веселы, шутили и кривлялись. Общение с ними могло поднять настроение всякому, кто присоединится к их радостному разговору. Кому угодно, но только не хромому Динкелю. Ему оно могло причинить лишь боль, несмотря на то, что почти все артисты труппы были для него друзьями.

А причина этому проста: там стояла Флави, и она была не его.

Невысокая рыжая девушка со спортивной фигурой излучала жизнерадостность. Динкель слышал ее игривый смех, и он доставлял ему удовольствие, но лишь тогда, когда хромой жонглер закрывал глаза. А когда они были открытыми, он не ощущал ничего, кроме страданий. Потому что видел, как Флави обнимает за талию Эмиль. Высокий, смазливый, мускулистый акробат, одна из главных звезд труппы. Он и Динкель ненавидели друг друга.

«Почему? Почему она выбрала его, а не меня? Я ведь чувствовал, что нравлюсь ей. Неужели это из-за моей хромоты и шрамов? Неужели красивые всегда должны быть с красивыми, а страшные… одни?»

При беглом взгляде на Динкеля действительно могло показаться, что он не слишком красив. Он был не очень высок – рост его был средним; он хромал на левую ногу из-за травмы бедра; его физиономия была испещрена шрамами, а длинные волосы, хоть и были всегда чистыми, никогда не причесывались. Но уже при внимательном рассмотрении становилось понятно, что он вовсе не является олицетворением уродства. От чуткого наблюдателя не могло укрыться ни то, какими правильными когда-то были черты его лица, ни то, насколько красивой и атлетичной, если не брать во внимание хромоту, остается его фигура, ни тот ум, который излучали его глаза.

Война оставляет свой след в каждом, кто в ней участвовал, и Динкель знал об этом не понаслышке.

Трое артистов, среди которых были Флави и Эмиль, подошла к краю палубы, остановившись в паре метров от Динкеля.

– Я никогда не видел, чтобы зрители так тепло принимали клоунов! Они реагировали так, будто видели их впервые! Воистину, дикари, а не люди живут в этой Кадии!

– Ну хватит ворчать, Эмиль! Тебе все равно досталось больше всех оваций!

– Я и не ворчу, Жак! Просто подмечаю, что в Кадии живут дикари!

– Это Кадилия, а не Кадия! Эх, когда ты уже перестанешь нарочно коверкать это название?