– Имеется, – Зоран достал из одежды длинный сверток и положил на стол.

– Нам, так сказать, ознакомиться нужно.

– Так бери, раз нужно.

«Как будто ты читать умеешь».

Тот дружинник, который звался Редриком, взял грамоту, развернул и принялся с серьезным видом ее разглядывать.

– Грамота у вас, значится, с печатями. Настоящая, так сказать.

– Само собой, она настоящая, – солгал Зоран.

– Так-то оно так, конечно. Но только вот в Ярре не дозволено гостям корчмарю угрожать. Будь ты хоть детектив, хоть рыцарь, хоть еще кто. Проследуем, значит, с тобой к старосте. Для беседы. Он и грамоту твою повнимательней посмотрит, и про вежливость напомнить, так сказать, не забудет.

Зоран зевнул.

– Ну пойдем, поговорим с твоим старостой о вежливости.

«И гостеприимстве».

Пока они шли по деревне к неприметному маленькому домику, Зоран разглядывал местных жителей и с каждым шагом все больше убеждался, что во всем селении не было ни одного человека, который рад был чужаку. Даже попросту равнодушных не нашлось; все прохожие смотрели на него с выраженной неприязнью. Зоран никогда не понимал этой черты жителей глухих деревень и старался избегать подобных селений во время своих странствий. Но в этот раз он настолько проголодался в пути, что просто не смог отказать себе в походе до корчмы, а находящаяся в Ярре являлась ближайшей в округе. Теперь он жалел о принятом решении, которое обернулось ему не утолением голода, а неудобствами и потерей времени.

Дверь сильно скрипнула, и они вошли в дом, который оказался не жилым помещением, а чем-то вроде кабинета, только весьма скромно обставленного: деревянный прямоугольный стол и два стула друг напротив друга, а также скамейка, примыкающая к противоположной входу стене.

– Меч и остальные вещи, так сказать, на лавку надобно положить, – сказал Редрик.

Зоран недовольно усмехнулся над принятыми стражникам мерами предосторожности, но все же сложил свои вещи на скамейку: покоящийся в ножнах меч, засапожный кинжал, амулет в виде скрещенных черных крыльев, небольшой мешочек с монетами и грамоту странствующего детектива.

– Я пошел за старостой, – впервые за все это время заговорил Клиф.

Однако за спинами повернутых к скамейке дружинников и Зорана кто-то уже стоял. И этот кто-то заговорил так же неожиданно, как и появился:

– Не утруждайся. А теперь оставьте нас с детективом наедине, – голос был довольно странным. Напоминал игру скрипки в неумелых руках.

Зоран недоуменно сдвинул брови, затрудняясь взять в толк, как умудрился не услышать приход незнакомца, который, очевидно, и был старостой деревушки.

Троица развернулась на голос.

Внешность старика оказалась причудливой и пугающей. Он был низкого роста, бледным, худым и очень горбатым мужчиной, одетым в черную свободную одежду, похожую на монашескую робу, длинные рукава которой полностью скрывали его руки. Волосы его, длинные и седые, слиплись и грязными сальными локонами ниспадали на лицо. Глаза старика были большими, причем черные, как ночь, зрачки занимали большую их часть. Но особенно поражал его рот: он был невероятно длинным и казался на фоне острых подбородка и носа, а также впалых щек абсолютно неуместным.

Зорану на секунду показалось, что глаза дружинников сделались пустыми, когда они посмотрели на старосту так, словно не узнают его.

Но почти сразу они опомнились. Редрик произнес:

– Ну, мы, значится, пошли.

Дверь снова издала дикий скрежет, когда они, уходя, закрыли ее за собой.

– Мое имя Гастрод. Я – староста.

– Зоран. Странствующий детектив.

Гастрод улыбнулся неприятной длинной улыбкой, которая заняла чуть ли не половину его бледного лица.