Виват U 96! Виват! Славы, победы и жирной добычи!

После чего отдаёт нам честь, я улыбаюсь и тоже прикладываю руку к фуражке, а затем машу ему рукой, он машет в ответ и что-то говорит себе под нос.

Вскоре мы покидаем гавань и выходим в открытые воды, нас тут же догоняют два судна: слева от нас пристраивается патрульный катер: а справа переоборудованный под зенитную батарею старый сухогруз.

«Около шести, с половиной тысяч тон», – на автомате прикинул я, приказывая вниз:

Перейти на дизеля! Средний вперёд!

Спустя несколько секунд уже отчётливо слышу слабый шум дизеля, и лодка значительно ускоряеттся. К нам поднимается Макс с биноклем и секстантом в руках.

Какие у тебя ориентиры? – интересуюсь я.

Шпиль колокольни вон там – он едва заметен – и большое здание справа по борту.

Макс тщательно наводит прибор, считывает показания и сообщает их вниз.

Последние ориентиры, – произносит он, вздыхая.

Мы проходим рядом с плавучим маяком – двумя скреплёнными баржами, на которых возвели зенитную батарею и поставили десятиметровую вышку с прожектором наверху. Люди оттуда машут нам руками и что-то кричат. В десять часов мы расстаемся с эскортом, они «гуднули» нам и стали разворачиваться. Последний знак прощания. Через пару минут эти патрульные судёнышки уже остаются за кормой.

Теперь штурман демонстративно разворачивается всем телом вперед по курсу, подносит к глазам бинокль и упирается локтями в бульверк.

Спустить флаг, очистить палубу и приготовить верхнюю вахту к погружению! – отдаю я приказ, осматривая морскую даль.

Моряки закрывают все отверстия на верхней палубе, убирают флаг с флагштока.

Первый номер придирчиво смотрит, чтобы все было сделано, как надо: при бесшумном подводном ходе не должны раздаваться никакие звуки. Старпом перепроверяет еще раз, затем докладывает:

Верхняя палуба готова к погружению!

Я киваю и опускаю бинокль. Море из бутылочно-зеленого становится глубокого темно-синего цвета. По синей поверхности во все стороны разбегаются тонкие белые струйки пены, как прожилки по глади мрамора. Когда на солнце набегают облака, вода становится похожей на черно-синие чернила.

Лодка оставляет за собой в кильватере широкую полосу пенной воды, она сталкивается с набегающим валом и взметается вверх белой гривой. Такие же белые кудри видны повсюду, куда только достает взгляд.

Ну вот, Кригбаум, мы опять в море! – произношу я и скрываюсь в глубине боевой рубки. За мной спускается и Кригбаум. Лодка идет своим курсом в одиночестве.

Я прохожу в свою каюту, но перед этим останавливаюсь и говорю радисту:

Дай сигнал, что мы вышли в море!

Тот кивает и открывает большую деревянную коробку – шифровальный радиопередатчик – Энигма. Выставив настройки, Даня начинает набирать сообщение. Я захожу к себе, сажусь на койку, делаю запись в журнал и убираю его обратно. Затем снова смотрю на фотографии и, горько усмехнувшись, ложусь на кровать, подкладывая руки под голову, закрываю глаза.

Меня кто-то трясёт за плечо, мычу что-то невразумительное в ответ и, отворачиваясь от стенки, ложусь на спину. С трудом продрав глаза, я сфокусировал их на человеке, стоявшем передо мной. Леха! «Ну конечно, кто ещё может войти без стука и срочного повода к командиру! Всё же он – мой друг детства как ни как! Хотя стоп, а что он здесь делает? Почему он не на посту?!»

Что случилось, Лех?

Извини, просто обед через полчаса! – пожимает он плечами

Спасибо! – говорю я, садясь на койке и трясу головой, чтобы прогнать сонливость.

Лёха кивает и уходит, а я выхожу вслед за ним. Протиснувшись в люк, оказываюсь в ЦП, жизнь в нём более или менее устаканилась: матросы уже не бегают туда сюда с многочисленными ящиками, коробками, банками и чем ещё только можно. Сейчас в ЦП всего несколько матросов из механиков, осматривающих вентили «Цистерн срочного погружения», ещё один матрос из рулевой команды, да штурман со своим помощником.