Затем наступал черёд тщательного одевания. Глупая присказка «Отчего сибиряки зимой не мёрзнут? Да оттого, что одеваются тепло!» кажется глупой только на первый взгляд, на самом деле в ней заключена огромная сермяжная правда. И подбор одежды, и сам процесс одевания в условиях, когда собираешься весь день пробыть на улице при температуре около минус сорока градусов, – в высшей степени ответственные мероприятия. Дело в том, что каков бы мороз ни был, при движении на лыжах человек греется и даже потеет. Ну а при неизбежных остановках – замерзает. Кроме того, большое значение при зимнем промысле имеет выбор маршрута – и над этим охотник тоже думает, пока не «встал на тропу». Если мороз давит крепко, а по вершинам деревьев слышится хотя бы лёгкий ветерок, нет смысла идти на широкую реку или в лесотундру: обморозишься. В такую погоду проверяют путики, идущие по глухой чащобе, на внутренних протоках и вдоль высокой речной террасы – в местах, защищённых от ветра. А то и подумает-подумает промысловик, выйдет на мороз пару раз, вроде бы собираясь трогаться в путь, – да так и останется у своей палатки. Определив этот день для очередной заготовки дров и валки строевого леса, что занимало у Рюмина больше половины его рабочего времени. Впрочем, как и почти у всех охотников-промысловиков.

Понемногу дни стали увеличиваться, солнце всё дольше задерживалось над розовыми горами хребта. В какой-то из таких дней Рюмин услышал стрекотание самолёта. Биплан Ан-2 шёл над рекой на небольшой высоте, отрисовывая все повороты. Похоже, считал лосей для охотуправления.

Рюмин выбежал на зализанную метелями Чёломджу почти в тот момент, когда машина пролетала мимо. Его заметили. Самолёт дважды прошёл над ним и над его базой и помахал крыльями.

«Теперь в госпромхоз хоть сообщат, что живой», – подумал Рюмин.

В конце февраля Виталий сделал длительную вылазку на южный край своего промыслового участка. Там он повстречал своего соседа – охотника Сашу Богданова, который в поисках выдры тоже проходил руслом реки.

Эти встречи «двух одиночеств» в безлюдной тайге, где в радиусе двухсот километров нет ни одного человека, кроме тебя и твоего визави, кажутся совершенно невероятными, но, тем не менее, случаются гораздо чаще, чем может показаться. Дело здесь вот в чём: каждый странник использует наиболее рациональные, с его точки зрения, пути-дороги, и нет ничего удивительного, что этими путями-дорогами пользуются и другие люди, буде они оказываются в тех же местах в то же время.

Встреча вышла сдержанной, как и все подобные таёжные пересечения. За долгие месяцы одиночества охотники отвыкают от общения и не рвутся к нему. Но Богданов, который выходил на Новый год к семье, мог кое-что рассказать Рюмину о госпромхозе, начальстве и напарнике.

– Молодой, когда в город вернулся, сказал, что ты его выгнал. Лишь бы пушниной не делиться. И даже избу для этого сжечь не поленился. Ему, конечно, никто особо не поверил, но разговоров по возвращении много будет.

– Мне его, чтобы избавиться, было бы проще под лёд пустить, – хмыкнул Виталий. – Не устраивать самому себе спектакль с пожаром. Всё равно никто, кроме меня, ничего ни доказать, ни опровергнуть не сможет.

– Да, так все и подумали. Причём сильно стараться бы не пришлось? – усмехнулся Богданов.

– Руки ещё марать, – хмыкнул Рюмин. – Послал бы его путик проверять в конце ноября – зуб даю, с путика бы он уже не вернулся. Примёрз бы где-нибудь насмерть.

– Ты сам как выбираться собрался?

– Да уж только по весне, сплавом, – хмыкнул Виталий. – Мне ведь избу достраивать надо. Ту, которую я же спалил. Во люди…