Чувствуя опасное головокружение, я осторожно поднялся на ноги. И уже ни на что не надеясь, вызвал маленький сквознячок.

Окно резко распахнулось, ударившись о стену. Поток ветра хлынул в комнату, как цунами, опрокинув вазу и стулья, сорвав шторы и разбив пару склянок с препаратами.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Я стоял, открыв рот. Воздух? Воздух?!

Я попытался нащупать в себе пятую стихию, хотя не стоило и пробовать. Я не чувствовал ее также остро, как внезапно понял всю странность своего состояния.

Я больше не Ищейка.

Мысль доходила медленно и тягуче. Просто думать о таком было тяжело. Это невозможно, хотя все увиденное доказывало обратное.

Зачем-то я посмотрел на свои руки. Я не Ищейка. Я больше не Ищейка, а самый обычный, нормальный кейнар…

Я рассмеялся. Громко и искренне. Хотелось кричать от счастья на весь Аскатрал. Подумать только, я не Ищейка! Клинок убил душу Ищейки! Ай да я! Нашел все-таки способ снять эту обузу, при этом не находясь в подчинении другого и сохранив жизнь и честь! Ай да я! Ай да Кай!

Синеглазый парень не совсем трезвого вида стоял перед зеркалом и глупо улыбался сам себе.

Я нормальный кейнар. Кори здорова. Жизнь прекрасна.

ГЛАВА 2

– Доминантный аллель обусловливает развитие признака как у гомозигот, так и у гетерозигот. Как вы можете видеть, рецессивные аллели вызывают развитие признака только в гомозиготном состоянии. Разные аллельные формы генов возникают в результате… Солаверова, не спать!

Профессор нудно читал лекцию. Если кому-то и было интересно, то я им искренне сочувствую.

– Я не сплю, – буркнула я.

– Я вижу, – посмотрев на меня так, будто я проповедовала сатанизм в церкви, он хмуро продолжил читать.

Однообразные, серые будни тянулись целую вечность. На третьем курсе медицинского университета не сильно весело, особенно накануне сессии. Все лето, как и прошлые три, и следующие три, пропадет насмарку и утонет в бесконечных московских облаках…

Прохладный ветерок прорывался сквозь открытое окно, обдувая лицо. Уныло положив голову на руки, я толкала пальцем карандаш. Он катился вверх. А потом вниз. Толчок, и он катится вверх… а потом вниз.

Прошло три года со смерти Кая. Три самых унылых и серых года в моей жизни, в прямом смысле. Погода внезапно свихнулась и забыла, что такое солнце. И выпускала его случайно, на два-три дня в месяц.

Стени советовала забыть кейнара. Подруга говорила, что глупо горевать по человеку, которого уже нет. Меня даже к психологу водили, и толстый дядька в фиолетовых очках сказал то же самое. Забыть. Я отвечала: «Да, конечно, будем стараться». А про себя желала всем спуститься в бездну, потому что они меня не понимали. Я хваталась всеми силами за глупую надежду, за последние слова Кая. Ну как он может вернуться?! Как?!

Никак.

Мне уже двадцать один. Кай так и не вернулся.

– Карина!!! – прогремело над ухом.

Я глубокомысленно посмотрела на профессора:

– Иван Палыч. Спросите Никиту, – и ткнула пальцем в открытую книгу. – Я и так все знаю.

Светловолосый парень с аккуратно подстриженной бородкой и одним наушником смотрел на меня с другого конца аудитории, как на предательницу. Я мило улыбнулась в ответ.

Профессор что-то проворчал и отошел. В лицо дунул особенно сильный порыв, всколыхнул пряди и сдвинул листки. Мой несчастный карандаш отлетел к Стени. Я потянулась за ним, но увидев круглые глаза подруги, остановилась:

– Что? Только не говори, что у меня опять…

– Посмотри туда, – чуть ли не задыхаясь, прошептала она.

Я послушалась. Взгляд уперся в белоснежный конверт, лежащий на страницах учебника.

– Конверт, – зачем-то сказала я.