Хроники пана Бельского. Книга первая. Манускрипт «Чародея» Юрий Цыганков

Юрий Кузьмич

Хроники пана Бельского

Книга первая

Манускрипт «Чародея»

написанный якобы собственноручно

Всеславом Брячиславичем, Великим князем Полоцким, по крайней мере, как утверждает ряд официальных лиц из научных кругов

Пролог

Се почнем же, братия, повесть сию

по былинам сего времени…

01

Июль 1933 года в Вильне, вероятней всего, не выделился бы из общего ряда календарных месяцев, размеренно приближающих людей к началу или окончанию различных вех их жизненного пути, начиная от хлопка по младенческой попке, вызывающего первый вздох, и заканчивая траурной процедурой прощания родных с усопшим, если бы не два события, которые буквально взбудоражили городскую обыденность, и стали главными темами для обсуждения, как в салонах светского общества, так и на базарных площадях в среде простого люда.

Во-первых, без вести пропала городская благодетельница и дочь одного из виднейших жителей Виленского воеводства Барбара Адамовна Мирская. Эта молодая женщина была весьма популярной во всём крае фигурой, и не столько даже благодаря своему известному отцу, сколько в значительной степени благодаря своей бурной общественной деятельности. Получив в купе с блистательным образованием на факультете медицины Сорбонского университета, ещё и весьма солидное наследство после смерти своей матери, представительницы знатного литвинского шляхетского рода, преуспевшего к тому же и на коммерческой ниве, молодая девушка позволила себе довольно рано вести независимую от своего отца жизнь. Совместно с ещё несколькими молодыми особами из влиятельных городских семейств, Барбара создала благотворительный фонд, который сама же лично и возглавила. Компаньонки, для которых это занятие явилось лишь коротким модным увлечением, не стали возражать против того, что Мирская со временем оградила их от проблем активного участия в благотворительности и сконцентрировала в своих изящных ручках всю полноту власти, став фактически единоличным распорядителем средств организации. Фонд финансировал и управлял деятельностью центральной городской больницы, окружного детского приюта, двух школ для детей простого звания и детской библиотеки. Помимо этого, также оплачивалась учеба одаренных, но неимущих молодых людей, как в родном Виленском университете Стефана Батория, так и в других учебных заведениях Европы. Да и вообще, по мере финансовых возможностей Мирская пыталась оказывать посильную материальную помощь всем нуждающимся в ней бедолагам. При этом природный ум и жесткий характер, (всё то, что, по всей видимости, передалось Барбаре от отца), позволяли ей управлять своим детищем настолько эффективно, что не один пройдоха или жулик не мог похвастаться перед своими собратьями по ремеслу тем, что сумел добыть в фонде путем хитроумного обмана хоть один злотый. Возможно, успеху Мирской способствовал известный в определенных кругах непререкаемый авторитет её отца, а также его репутация человека весьма жестокого и беспощадного, когда дело касалось благополучия его семьи. Многим любителям лёгкой наживы было прекрасно известно, что произойдет с тем, кто позволит себе совершить такую вселенскую глупость, как обидеть дочь Адама Винцентовича Мирского – достойного наследника легендарной разбойничьей фамилии. Фактически отец продолжал незримо опекать свою дочь, в тайне от неё предпринимая необходимые шаги, и тем самым, ограждая своё строптивое дитя от неприятностей взрослой жизни. Отчего между ними нередко случались серьёзные конфликты из-за малейшего повода на почве именно её обострённого чувства своей независимости. Беззаветно любящий дочь, пан Мирский, в таких ситуациях обычно отступал первый, а Барбара в ответ милостиво прощала своего «непутевого папеньку», и ссора угасала, после чего они продолжали мирно сосуществовать до следующего взрыва их одинаково горячо темпераментных характеров.

Своей благотворительной деятельностью «наша королева Барбара», как её звали восхищённые почитатели, заслужила признательность значительного числа горожан и с достоинством прирождённой королевы носила почетный титул народной любимицы. Да и в своей повседневной жизни она придерживалась строгих правил добропорядочного поведения, ведя себя весьма скромно и целомудренно, (порой, возможно, нарочито чересчур), не позволяя даже полунамеком запятнать свою репутацию. Неудивительно, что Барбара особым успехом пользовалась как раз среди представителей старшего поколения, трепетно хранивших память о славных старых временах, о тех нравах и правилах поведения, принятых в кругу людей благородного происхождения. Посему они не переставали ставить её в пример своим молодым отпрыскам, отрывавшимся, по мнению стариков, от родных корней и устоев, одновременно пополняя капитал фонда своими весьма не малыми взносами.

Но при всём при этом необходимо отметить и тот факт, что в городе имелось достаточно большое количество «ядовитых язычков», утверждавших, что высокомерная и коварная «нововиленская дева», как её язвительно прозвали недоброжелатели, таким нехитрым образом попросту замаливала тяжкие грехи своих деда и отца. Тем самым, пытаясь добыть для всей своей грешной родни тепленькие места, пусть и не в этом мире, так хотя бы после смерти в мире ином, якобы лучшем…

Второй громкой новостью этого летнего месяца стало совершение в городе очередного в этом году таинственного убийства. Буквально через день после пропажи Барбары в одном из заброшенных старых домов на восточной окраине Вильни неким городским бродягой был найден полуобнажённый изуродованный труп молодой женщины, после чего сам бродяга от пережитого им и, по всей видимости, по причине увиденного, скончался от сердечного приступа. Обнаруженное тело женщины, в особенности её голова и лицо, было настолько сильно обезображено убийцей и истерзано успевшими похозяйничать крысами, что судебные медики не смогли предоставить криминальной полиции хоть какие-то маломальские данные, которые позволили бы опознать несчастную и содействовали бы скорой поимке преступника.

Беспристрастная городская молва сразу же посчитала найденную мертвой женщину не иначе как Барбарой Мирской, и связала эту ужасную находку с двумя страшными убийствами прошедшей весны, подробности о которых до сих пор не были известны широкому кругу обывателей. Тогда ни полиция, ни прокуратура не смогли не только разыскать и призвать к ответу душегуба, совершившего эти кровавые злодеяния, но даже не смогли дать горожанам хоть какие-то вразумительные разъяснения по поводу всего произошедшего. Чиновники же городской управы постаралась спустить все на тормозах, надеясь видно лишь на то, что все само собой успокоится и образуется, а там, глядишь, и убивец от непосильного душевного груза мучимой совести одумается и сам сдастся в руки правосудия. А лучше всего конечно, как им того очень желалось, если этот злодей наложит сам на себя руки, но перед этим обязательно оставит письмо со слёзным покаянием и точным описанием подробностей содеянного.

Большая часть жителей Вильни давно махнули рукой на нынешние городские власти, которые то и раньше не пользовались у людей хоть неким подобием уважения, а попросту воспринимались ими как нечто данное. Раз уж так повелось с давних времён, и богом или кем-то там еще, установлено, то пусть так и будет, решили вильняне, и в дни выборов на руководящие посты городской администрации старались, каждый по своему разумению, из предложенных кандидатов на ту или иную должность избирать … наименьшее зло. Ну, а после провала розыска «мартовского убийцы», действия чиновников не вызывали никакого энтузиазма даже в среде их сторонников, а в обществе их идейных противников уже давно стало считаться плохим тоном само упоминание в своих беседах фамилий городских властителей. Впоследствии некоторые отчаянные головы из числа любителей острить при каждом удобном случае по поводу деятельности местных официальных лиц, стали ссылаться на слова одного мудрого старичка-профессора, преподававшего на отделении изящных искусств Виленского университета, сказанные им якобы в большом подпитии на одной из студенческих пирушек: «Да, помилуйте вы их, паны светлейшие, и не судите. Но не будете же вы, милейшие, вменять в вину убогому тот факт, что он этим убогим является. Да ещё, к вещему горю его родителей, убогость та родилась вместе с ним в миг его появления на свет».

Впрочем, информация о двойном убийстве со временем дошла до Варшавы, откуда незамедлительно прислали столичную комиссию для разбирательства и поиска виновных на месте. Не каждый день, и даже год, в славной Второй Речи Посполитой совершались столь шокирующие преступления. Однако члены высокой комиссии если чем и отличились, то только непомерным высокомерием в своём поведении, да суетной заботой о придании себе всеми силами столичной многозначительности, отчего выглядели… еще более убогими, чем местные градоначальники.

О самих же весенних убийствах ходило просто-таки неисчислимое количество леденящих душу небылиц, добавлявших всё более и более мрачных красок и в без того ужасную картину совершенного преступления.

Но уважаемому читателю, считаем, необходимым все же сообщить без всяких фантазий то, что доподлинно стало известно большинству горожан из виленских газет: в марте нынешнего года зверским способом, о котором из приличия не принято говорить вслух на публике, были убиты двое молодых мужчин из почтенных семейств города. Их обнаженные тела, лишённые «отличий мужского пола», были найдены в дешёвой меблированной квартире одного доходного дома, а точнее вертепа, более известного в народе как «Палац Содомы Гоморровны». По правде сказать, эти две жертвы злодейства до своей жуткой кончины вели весьма сомнительный образ жизни, большая часть которой состояло из кутежей в неблаговидных местах с женщинами и мужчинами сомнительной, мягко говоря, репутации. Добрые и благородные дела хотя бы во благо только своих семей за ними не водились и столь раннюю потерю их, кроме близкой родни, никто не оплакивал.