– Как же вы пришли к идее «изменить нынешнему в пользу будущего»?
– О, к этой идее я шел довольно долго.
– Суд готов вас внимательно выслушать.
16. Рассказ Вальтера Корфа
(стенографическая запись, расшифрованная и приобщенная к делу)
…Я родился не в самом Вавилоне. На Промышленном отроге, по ту сторону Транссибирского тоннеля, у моего отца был завод. Вавилонское общество он не любил… Так что до шестнадцати лет я жил в таком странном мире, что вам и не представить.
Там, на отроге жизнь совсем другая. Много русских – тех, чьим семьям принадлежали сибирские заводы и земли еще до Вавилона, много народа с Востока – из Японии, Китая, Индии. Но самое главное, там нет Верхнего и Нижнего города. Есть промышленная зона и жилая. Собственно, ничего удивительного – весь отрог размером с одну окраину Вавилона. А впрочем, для вас это не столь уж важно…
Моя мать была из российского дворянского рода. Младше отца на двадцать лет, такая юная, мечтательная барышня. «Тургеневская» – кажется, так их в шутку называли. Благодаря ей, я до пяти лет верил в ангелочков и доброго Боженьку. Да, меня крестили в православной традиции: мой отец был убежденным атеистом и ему, по большому счету, было все равно, какой блажью я переболею в детстве. Так или иначе, считал он, жизнь эту дурь из меня выбьет. И оказался прав.
Моя мать отличалась слабым здоровьем, а однажды слегла со страшной пневмонией. Она мучилась две недели, а меня к ней пустили только в самую последнюю ночь, когда поняли, что она угасает. Меня подняли с постели, привели к ней… Она меня едва узнала и только коснулась моей головы, слабо улыбнулась. А затем началась агония – она металась в кровати, рыдала, звала то отца, то меня, хотя мы были рядом. Меня увели в мою комнату, но оставили без присмотра, и я тайком пробрался обратно, проскользнул в спальню матери.
Послали за священником, но час был поздний, а единственный православный приход находился на другом конце отрога. Маме делалось хуже, ее мучила страшная боль, она задыхалась…
Тогда отец пошел в дом напротив, где жило почтенное семейство выходцев из Индии. Дядюшка главы этого семейства, древний старец, слыл удивительной силы гипнотизером. Отец надеялся хотя бы с помощью его искусства унять страдания любимой женщины. Этого индийского колдуна привели. Сухой, как мумия, одетый в странную, яркую хламиду, вошел он в комнату и склонился над постелью матери. Та даже не успела понять, что происходит. Несколько быстрых движений, пассов руками, утробный шепот – и она оцепенела, а затем погрузилась в забытье. Боль, если и осталась, то уже была над ней не властна.
Старик продолжал что-то бормотать, а мама во сне блаженно улыбалась. Так она и пролежала до тех пор, пока не пришел священник. Когда он приблизился, мама приоткрыла глаза и сказала, что она только что видела Рай, Господа, и что ангел Его сошел с небес и утешал ее. А сейчас она вернулась только проститься…
Сначала я обрадовался, решив, что все это правда. В вечер после похорон я упрашивал отца рассказать, где же теперь мама, что она делает в Раю и когда же я отправлюсь к ней. Отец то смотрел на меня, как на чумного, то говорил, что не знает. Я не унимался и тогда он рассвирепел. Он стал кричать на меня, говорить, что никакого Рая нет. «И разве похож этот старый индус на ангела, а?» – спрашивал он меня. Я, конечно, разревелся, нянька уволокла меня в детскую.
Вначале я страшно злился на отца, но прошел год-другой, и я стал злиться на мать – за ту ложь, которая заставила меня так долго и бессмысленно мучиться. Я перестал носить крест – просто оставил его в фамильном колумбарии, в ячейке, где стояла урна с прахом матери.