– Хочешь совет? – навязанная в помощь Арзамасова сидела на подоконнике и что-то рисовала в блокноте.

Лучше бы оставили Наташу одну с ватманом и красками. Так нет, «вместе же быстрее». И эта неформалка, переведенная к ним три года назад, в кои-то веки не отмахнулась от общественной работы своим коронным: «Я учиться пришла, а пионеров давно отменили».

– А если не хочу? – охоты разговаривать не было, но отмолчаться было бы невежливо.

– Я все равно его дам, – Надя оторвалась от блокнота и улыбнулась криво, одной стороной рта.

– Ну ладно, давай.

– Не пытайся примазываться к этим тварям, – улыбка исчезла.

– Что? – опешила Наташа.

– Что слышала, – Арзамасова вернулась к своему занятию, но не замолчала. – Ты правда думала, что тебе разрешат выступить на концерте, и ты станешь как они? Да будь у тебя хоть голос Тарьи Турунен – претендовать на славу нашей великой Мироновой никто не имеет права. Она сейчас с Катькой из параллельного опять пересрётся за то, кому больше быть на сцене. Жаль, не подерутся, – она мечтательно вздохнула, – я могла бы ставки принимать… А на твои желания и чувства им плевать, как и на тебя саму… до ближайшей контрольной.

Это все звучало мерзко, но Арзамасова была права. Скоро контрольная по алгебре, и Миронова с компанией как ни в чем не бывало начнут совать ей, Наташе, свои листки с примерами. У них же дружный класс, надо помогать друг другу, особенно если ты такая умная и смеешь свой ум не скрывать.

– А тебе, значит, не плевать?

– Мне? – Надя почесала висок карандашом. – Меня просто бесит, когда такие, как Миронова, ничего без тётеньки не стоящие, считают себя вправе использовать умных людей вроде тебя. А когда меня что-то бесит, я имею обыкновение с этим бороться. Или хотя бы высказаться, а не глотать обиды, как ты.

– Тебя поэтому из предыдущей школы…

– Примерно. Кстати, если ты захочешь передать ее высочеству мои слова и заработать очки, я пойму.

– Да иди ты! – теперь Наташа рассердилась всерьез. – Я сплетни разводить не привыкла!

– Извини.

– Ладно… Не думаешь, что твоя борьба плохо закончится?

– Чем? Дракой, как Миронова с подружками любят? Да и хрен с ними. Зацени эскиз, – Надя повернула свой блокнот.

Ну, что сказать? Рисовала она хорошо, даже очень. Клоун получился детальным и убедительным. С одним «но».

– Ты ничего… э-э… не забыла? Нам заказали веселых клоунов.

– А что не так? – Надя с преувеличенным изумлением взглянула на свой рисунок. – Клоун есть? Есть. Улыбается? Улыбается. А прочие подробности нам не обозначили – так сами виноваты.

Кажется, она на полном серьёзе вознамерилась украсить праздничную сцену Этим. И – о ужас, – Наташа почти готова была согласиться.

– Нас убьют за такое…

– Не убьют. Забирай вот эти ватманы домой, размалюй какими-нибудь слониками-котиками-цветочками наркоманской расцветки, чтоб поярче – первое апреля же. А я возьму рулоны и устрою им свое первое апреля, – Арзамасова улыбнулась нежно и пугающе. –Только принести наши декорации надо будет под самое начало, чтобы ни у кого не осталось времени на переделку. Когда начнут орать, свалишь все на меня.

– Я так не могу!

– Сможешь. Знаешь, когда я была еще меньше, чем сейчас, все мамки во дворе говорили, что я их деточек плохому научу. Никого так и не научила, дай хоть с тобой попробую, ну?

– А давай! – решилась Наташа. В конце концов, может же она, серая мышь и ботаник, хоть раз поучаствовать в сотворении такой классной пакости?

***

Тремя неделями позже Алина Арзамасова приоткрыла дверь в комнату дочери:

– Ребенок, выйди на кухню. Разговор есть.

Ребенок неполных шестнадцати годиков послушно отложил свои темные дела и прошлепал розовыми тапочками на внеочередное семейное собрание.