Дверь захлопнулась, приглушив его последние слова. Нина устало потерла лоб.

– Олег Геннадьевич, ну в самом деле… Нельзя было как-то…

– Как? Извиниться перед ней за то, что моя дочь защищалась от ее неумного злобного сыночка?

– А вы не перегнули? Изначально мальчик просто привлекал внимание Надежды, это нормально…

– Нина Семеновна, вы не поверите – мне тоже когда-то было двенадцать лет. Но меня сумели воспитать так, что внимание противоположного пола я привлекал адекватными способами. А если кто-то не в состоянии нормально воспитать своего сына – это не мои проблемы. И не моей дочери. Еще вопросы у вас есть?

– Нет, но я настоятельно прошу вас побеседовать с Надеждой.

– Побеседую. Всего хорошего. Надежда, ты если дорисовала, то собирайся, мы уходим. – Девчонка, притаившись в своем углу, действительно что-то увлеченно царапала на последней странице тетради. – Если нет, то все равно собирайся, дома дорисуешь.

– Угу… – Надя резво сгребла свое творчество в портфель. – До свидания, Нина Семеновна.

Отец с дочерью пересекли школьный двор и вышли к припаркованному через дорогу автомобилю.

– Садись, – Олег открыл замок, – я покурю, и поедем.

– А кто-то обещал бабушке, что бросит, – не преминула ехидно заметить Надя, забравшись на переднее сиденье.

– Ребенок, не наглей. Обещал – брошу, но не прямо сегодня. И закрой дверь.

Щелкнула зажигалка, поплыл вверх сизый дымок. Олег неторопливо затянулся пару раз и пошел к мусорной урне. Он честно старался не докуривать сигареты до конца, важнее был ритуал, успокаивающая последовательность действий. А сейчас он был зол, на грани того, чтобы наплевать на воспитание и оттаскать щенка за шкирку вместе с мамашей.

Тщательно загасив и выбросив окурок, он вернулся в машину. Дочь смотрела настороженно. Ждет, что теперь, без свидетелей, он станет ее отчитывать?

– Ты видела то, что я сделал? – вместо этого спросил Олег.

Надя с облегчением полезла в портфель и протянула ту самую тетрадь с рисунком.

– Правильно?

– Почти, – он оценил зарисованное плетение. – Ручку дай. – Слегка исправил одну линию. – Тебе бабушка его уже показывала?

– Не-а. – Тем лучше, улавливает с первого раза. – Это на что?

– На выпадение волос. Повторить сможешь?

Дочь без труда – не зря «убили» пять лет на музыкальную школу, – сложила пальцы в знак. Проклятие сорвалось тонкой лентой и рассыпалось, соприкоснувшись с защитой.

– Хорошо. Осталось научиться удерживать заклятия, а не выпускать сразу же.

– Бабушка говорит – дар нужен для защиты людей от того, что таится в Тенях, – процитировала дочь.

– Твоя бабушка и не такими проклятиями людей одаривает, – хмыкнул Олег. – Время от времени не грех попользоваться силой ради морального удовлетворения. Это, конечно, не должно входить у тебя в привычку, но…

– Я поняла.

– Не сомневаюсь. Пристегивайся, – Олег завел двигатель. – Мороженое хочешь? После работы тянет или на сладкое, или на покурить. Лучше выбери первое.

– А разве я не наказана? – притворно удивилась дочь.

– Не за что. Тебе хотели сделать больно – ты не позволила. Другое дело, если бы первая полезла к кому-то, кто слабее… но вы с Димкой у меня не такие. А школу сменим, если придется, тоже мне проблема…

Наташа окинула взглядом фронт работ. Настроение было безрадостным; как с таким рисовать веселые яркие плакаты – непонятно.

Два больших плаката с клоунами и штук пятнадцать поменьше («с чем-нибудь таким смешным, сами придумаете») поручено было нарисовать в рамках подготовки к школьному Празднику весны, который традиционно готовили девятые классы. Наташа, вообще-то, приходила на отбор номеров для концерта, но Миронова, бессменная звезда школьной сцены, она же – племянница директрисы, глянула снисходительно: «Ты серьезно?». А учитель музыки отводила глаза и бубнила что-то о том, что голос у Наташи замечательный, но «ты ведь хорошо рисуешь, давай лучше займешься оформлением». А после этого чёртова концерта на всю школу будут нахваливать талантливых артисток, а кто малевал клоунов – и не вспомнят.