Ночь или день отмечались желанием уснуть или проснуться. Чаще всего нам хотелось спать, наверное, от истощения. Мы не сражались, перестали просить Бога помочь нам. Страх сменялся отчаянием, смирением, которое расписалось в собственной беспомощности и неспособности самостоятельно принимать решения. Моя дочь, только благодаря ей я находила силы думать иначе и решать, как поступать, потому что у всех нас не оставалось выбора.

– Как тебя всё-таки зовут? – тихо спросила я солдата. – И что с твоей раной, ты сможешь выбраться отсюда?

– Да, – кивнул он, не ответив на первый вопрос. Провёл пальцами по стриженой макушке. Сержант и я, похоже, ровесники, ему тоже тридцать с небольшим, только волосы у него почти все седые. – Я ждал, когда ты спросишь. Вы со мной? Пора убираться.

Его ответ удивил и показался неожиданным.

– Как? Ключ от подвала у Грэмма.

– Это не твоя забота.

Такая перемена заставила ненадолго воспрянуть духом. Перед глазами появлялись картины, как солдат расправляется с Грэммом, и разные варианты исхода битвы. Что это – обострившееся восприятие реальности или надежда, что мы избавимся от тирана? Я знала, что просто так ничего не выйдет, а ещё мне очень хотелось открыть дверь душевой и надеяться, что кто-то остался в живых. Надежда то слабела, то вспыхивала вновь, как и теперь, после слов солдата.

Грэмм чувствовал, что-то назревает. Он сидел на стуле, и теперь казался высоким и тощим, похожим на восковую куклу. Душный воздух плотным одеялом укутывал мысли. Боец не спал, он наблюдал за Грэммом. Он знал, что тот вряд ли окажет сопротивление. «Почему у военного нет оружия?» – спрашивала себя не в первый раз.

Зоуи обняла меня, сидя на кровати, я взглянула на дверь душевой, заметив, как из-под неё натекла тёмная лужа. В полумраке сложно разобрать, кровь это или что-то другое. «Ну конечно, кровь, что ещё может быть, или тела настолько разложились. Чёрт, зачем я думаю об этом?» – отругала себя. Видения и страхи с каждым днём усиливались. Мысли, что дверь в душевую откроется, и оттуда вывалятся запертые мертвецы, начала преследовать, становясь паранойей.

Внезапные грохот и сдавленный крик Грэмма заставили меня сжаться, обхватить Кэрри. Руки Зоуи, холодные, липкие, стиснули мне плечи. Трое, мы стали одним целым, слившись одним объятием друг с другом, словно спрятавшись от происходящего в подвале. Солдат почти справился с поверженным королём убежища. Я закрыла дочери лицо, не желая, чтобы она смотрела, как убивают человека. Потом, возможно, она увидит не один раз подобные сцены, возможно, они станут более жестокими. Сейчас же я не хотела, чтобы Кэрри смотрела.

Ноги Грэмма дрыгались в беззвучном танце. Я не видела его лица из-за спины солдата, который, взяв в захват шею чудовища, сдавил её и не отпускал. Поднялась с кровати, Зоуи попыталась задержать меня. Не знаю, что вело к умирающему негодяю – любопытство или желание убедиться, что Грэмм испустил дух.

Его глаза словно вылезли из орбит, посиневший язык выглядывал из полураскрытого рта, а из уголков губ стекала слюна. Сержант отбросил его от себя, обыскал, вытаскивая из-под грязной униформы пистолет и ключи от двери. Грэмм скорчился в неестественной позе, на когда-то светлых брюках расползалось пятно.

– Уходим, – боец бросил мне связку ключей. – Забери остатки провизии.

Я кивнула, взглянула на Зоуи и направилась в кладовку.

– Эта сволочь обманывал нас?! – завопила я, сбрасывая с полок металлические банки. – Смотрите, Зоуи, Кэрри, тут ещё столько еды!

Солдат медленно вошёл следом и, сжав губы, покачал головой: