К полудню враг дрогнул и побежал. Мы не преследовали его, так как изнурительный марафон битвы вымотал нас до предела. Когда я, совершенно обессиленный, увидел бешено скачущего к нам Винса, то улыбнулся и оглянулся назад. Удивительно, но примерно половина моего отряда уцелела! Гор, Морроу, Носсир, Дик, Генри и другие воины воодушевленно вопили:

– Победа! Победа! Слава королю Аркола Винсенту! Слава герцогу Мэтлоку!

Позже, когда позади остались крепкие дружеские объятия, слова приветствия и слезы радости, по дороге к лагерю аркольцев, расположенному в двух часах медленной езды, Винсент рассказал нам свою историю. Умело прячась от патрулей в нишах, переулках и подворотнях, незамеченным он выбрался из Тровера, потеряв, правда, при этом последние не седые волосы. Только сейчас я понял, что поступил глупо, последовав примеру Винса. Ведь если бы его схватили тогда, то гвардейцы начали бы проверять каждую женщину, вышедшую на улицы города, и юбка Семилианны не спасла бы меня. Ну да ладно, все обошлось и у Винса, и у меня.

– Без особых приключений я прибыл в Аркол, где собрал из остававшихся там резервных полков, наемников и крестьян новое войско и двинулся на Бермандию. Здесь я успешно вел против Скворта боевые действия, пробиваясь к Троверу, чтобы вызволить вас. Но как вижу, вы и сами смогли освободиться, да еще и мне помогли, – закончил свой короткий рассказ Винсент.

Держа за узду лошадь, на которую мы переложили еще не очнувшегося Курта, и вяло понукая своего жеребца, я сообщил своему другу о том, что Скворт, скорее всего, мертв, а Бермандией правит оборотень. Винс присвистнул, но откуда у меня такие сведения, спрашивать не стал. Он сказал:

– Ты знаешь, что он участвовал в сегодняшней битве? Я видел его штандарт.

– Черт! – процедил я сквозь зубы.

Такая возможность! Ведь сегодня можно было захватить в плен и Лжескворта, но теперь он, наверное, во весь опор мчится на юг, чтобы пополнить в болотах свою заметно поредевшую армию.

В лагере мы подкрепились большими кусками жареного мяса, запивая его вином и закусывая хлебом, а потом легли спать. Винс предоставил мне и Гору два места в своем теплом шатре. Я лежал и слушал, как он рассказывает сыну об Эстелле и о родившейся у нее дочери, сестре Гора.

– Отец, а как назвали девочку?

– О, это очень красивое имя. Мы с твоей матерью долго спорили и, в конце концов, решили назвать ее…

Я уже ничего не слышал, я плыл через бескрайнее море черной крови, и черное солнце светило сверху. Мне опять снился странный сон.

Несколько дней отдохнув в Тровере, мы стали готовиться к походу на юг Бермандии, чтобы окончательно расправиться со Лжесквортом. Семилианна рыдала целыми днями, потому что я не захотел брать ее с собой. Я направлялся туда, где меня ждала Луиза, и хотя Семилианна была мне очень дорога, я решил, что будет лучше, если девушка останется в городе. Что будет с бедняжкой, если она узнает о моей свадьбе с Луизой? Она, наверное, не переживет этого. Ну надо же было ей так влюбиться в меня! Я сильно привык к Семилианне, поэтому предстоящее расставание было тяжелым испытанием и для меня. Конечно, у меня был выбор. Я мог жениться на ней, обманув Луизу, но тогда с собой могла покончить последняя. Отложив решение этой проблемы на потом, я с головой ушел в работу. Я обучал троверцев, как обороняться, если на город нападут в наше отсутствие. Я позаботился о том, чтобы в пути нам хватило еды и вина. Я участвовал почти во всех военных советах, некоторые из которых затягивались до утра.

От Курта Ирвинга я ничего не добился. Рассказывать что-либо он отказался наотрез, и Винс хотел уже пытать его, но я остановил друга. Распахнув сознание, запустив в мозг Курта ментальные щупальца, и сразу поняв, что он не оборотень, а человек, я читал его мысли. "Черта с два вы узнаете что-нибудь от меня. Я буду молчать, как рыба, даже если вы подвергнете меня самым ужасным пыткам. Скворт спасет меня". И так далее в таком же духе. Тогда я дал Винсу знак, и он начал пытки. Дыба, огонь и иглы не смогли вытащить из уст Курта ни одного слова. Он тихо стонал, закусив нижнюю губу и зажмурив зеленые глаза, когда трещали его кости, когда горела его плоть, но так и не раскрыл рта. Мы бросили его в городскую тюрьму, надеясь, что к тому времени, когда мы вернемся из похода, лишенный на период нашего отсутствия даже крошки хлеба, он заговорит. Я думал, что тогда, правда, нам уже, наверное, не потребуются какие-либо сведения, ибо задача наша будет выполнена – я убью Лжескворта, Винсент завладеет Бермандией, но все равно решил пока оставить Ирвинга в живых.