Евген, конечно, выбрался первым, и я чётко видел не только его стройную фигуру, но даже весьма довольную рожу. Он вышагивал вокруг «братишки», как степенный аист, и иногда призывно помахивал нам руками. Во мне всё выло и стонало от желания пройтись хоть несколько шагов по твёрдой почве, но ещё нужно было преодолеть метров двести болота и переправиться через ручей, огибавший отсыпку, на которой гордо возвышался наш автомобильчик.

Я точно не помню как, но я всё же выбрался на твердь земную, но никакого удовлетворения это во мне не родило. В каждой клеточке тела, в каждой клеточке души была только усталость. Не было усталости только в совести, и она бодро терзала меня за то, что я уже выбрался, а Женька продолжает тонуть и неизвестно ещё, как удачно он выберется. Если бы я был верующим, я бы истово помолился за него, но что не дано, того не украдёшь!

– Ну, Серёга, эту гипотенузу я никогда не забуду! – таковы были первые слова Женьки, когда он благополучно (хотя, что значит благополучно? то, что не утонул?) выбрался на отсыпку.

Но я не стал извиняться и оправдываться, я только сказал:

– Зато какое приключение, Жень! Неужели ты жалеешь? Вот о чём сыну-то расскажешь!

– Конечно, – поддакнул Евген, – тут есть чего порассказать! – И, подумав, добавил: – А вы чувствовали мою помощь?

Мы в недоумении уставились на него.

– Ну как же, я ведь сосредоточился и мысленно всю свою энергию отправлял вам!

– Так вот оно что! – хлопнул себя руками по мокрым штанам Женька. – А я-то думаю, кто это мне силушки прибавляет!?

– Да, Евгенчик, – кивнул я головой, – без тебя бы мы точно утопли! Спасибо за заботу!

– Если бы с вами что-то случилось, я просто не представляю, что бы делал!

«Да, действительно, парень переживал», – подумалось мне, да и Женьке, вероятно, тоже.

А Евген, помолчав, неожиданно продолжил:

– Конечно, что бы мне было делать, ведь ключи от машины у Сержа, да и ездить-то я почти не умею!

Мы ждали Шефа.

Я намеренно пишу это слово с заглавной буквы. Но совсем не потому, что хочу пододвинуть нашего руководителя поближе к Господу Богу, и даже не из-за элементарного подхалимажа. Просто слово это так часто всеми нами произносилось, что иногда не сразу вспоминалось, а как же на самом деле зовут нашего начальника.

Итак, мы ждали Шефа. Два дня назад, под вечер, примчался Иваныч и сообщил нам эту весть. Когда я увидел его, запыхавшегося, словно он бежал из Усинска бегом, а не ехал на машине, сердце моё прыгнуло в голову и забарабанило по вискам, и там всё завыло, задребезжало, как на эсминце во время тревоги. Но Иваныч только грустно посмотрел на меня и неловко пожал плечами. Да чего иного я ожидал? Чудеса даруются лишь тем, кто их заслужил! А наш непревзойдённый доставала (не потому, что мог достать всех, но потому, что мог достать всё!) вывалил нам радостное известие и от себя попросил:

– Только вы тут хоть приберитесь, посуду помойте. Особенно кружки, а то Шеф терпеть не может, если кружки грязные!

– А у нас, между прочим, посуды грязной не бывает! – гордо и немного обиженно заявил Евген.

– Конечно, – согласился я, – откуда же ей быть грязной, если некоторые её вылизывают почище стаи ротвейлеров!

Евген внешне не прореагировал на мою колкость и сделал вид, что уж его-то это не касается. А Иваныч, уже собиравшийся уезжать, вдруг что-то вспомнил и пошагал к компьютеру. Да-да, конечно, вы и сами догадались, что же он собрался сделать. Бедная-бедная наша сестрёнка!

– Интересно, а что нам Шеф привезёт вкусненькое? – раскроил рот улыбкой Евген и стал похож на Буратино с обломанным носом.