– Всякие есть, что я, словарь ходячий, чтобы всё помнить.

– Ну, хоть что-то.

– Ну, – почесал Евген лоб, – замутить, тусоваться. Ещё дискотеки мы называем кислотными.

– Кислотными? – удивился я. – А почему?

– Почему-почему, да потому, что они – кислотные!

– Это, конечно весомый аргумент, – съязвил Женька, – но кислота-то здесь с какого боку?

– Да ни с какого. Это значит, что дискотека крутая, отпадная!

– Нет, Евген, – усомнился я, – тут что-то не то. Это, вероятно, потому, что на этих дискотеках торгуют наркотой, а она на жаргоне и есть кислота.

Евген посмотрел на меня очень удивлённо и, вместе с тем, уважительно:

– А ты, Серж, совсем не старый!

– Ну, спасибо, спасибо, что годков мне поубавил!

А Евген, не уловив иронии, оживился:

– А вот ещё словечко есть: попыжить.

– Попыжить? И что же сие значит?

– Это значит, что, вот, у тебя что-то было, и вдруг – нету.

– Потерять, то есть? – предположил Женька.

– Нет, не потерять.

– Значит, пропить, – попытался угадать я.

– Нет, не пропить.

– Тогда украли! – твёрдо заявил Женька. – Больше ничего быть не может!

Евген хитренько улыбнулся, видя полный примитивизм нашего мышления, и высказал познания в филологии:

– Попыжить – это когда у тебя что-то было, и вдруг оно – бац! – и уже его нету! И никто не украл, никуда не потерял. Просто оно бесследно исчезло, кончилось.

Евген нас победно оглядел, но мы лишь разочарованно пожали плечами. А Женька, снова закурив, бросил:

– Нагнал тут тьмы на египетские пирамиды, а разогнать забыл!

– Да, Евгенчик, – поддержал я его, – какой-то туфты ты тут налепил нам!

– Вы просто не сечёте в правильных словах! – слегка обиделся тот. – Я же так подробно объяснил!

– А ведь точно, Серёга, – неожиданно оживился Женька, – это очень правильное объяснение. Сам посуди. У нас было столько жратвы, что не знали, куда её разложить. И вот проходит совсем немного времени, а вся провизия куда-то исчезает. И, заметь, что никто её не воровал, да и съесть столько мы не могли. Где всё?

– Не иначе, кто-то попыжил, – делаю вывод я. – Только кто он, этот кто-то? Да и с пирожками у нас та же проблема. Всё кем-то попыжено!

– А я-то здесь при чём? – безо всякого энтузиазма вопросил Евген и, встав на карачки, принялся с показной жадностью хлебать цветистую водицу.

Мы сидели в балке у Палыча. Нас было семеро: наша доблестная бригада и бригада самого Палыча, но плюс Пилял. Дело в том, что Фёдорыч, умело использовав всех и вся для наиболее скорейшего выполнения своего задания, успешно справился с ним и свалил домой, великодушно предоставив оставшимся устранять мелкие недочёты и неожиданно возникающие проблемы. А проблемы возникали постоянно, потому что заказчики – в пику канувшим советским временам – стали более требовательны и более наглы. Но что делать, кто платит, тот и диктует, и приходится с этим мириться и выполнять самые смешные пожелания.

Так вот, Фёдорыч уехал, а с ним подался до дому и неправильный Сапог, и у Палыча теперь была суперправильная бригада, которая нынче хлебосольно принимала бригаду нашу в своём уютном балке. Для тех, кому слово балок ничего не говорит, я посоветую вспомнить американские фильмы, в которых крутые авто таскают огромные домики на колёсах. В этих домиках есть всё: водопровод, туалет, телевизоры, кондиционер, классная мебель и ещё много-много других приятных бытовых мелочей. Балки, в коих нам приходится жить здесь, в Заполярье, очень похожи на эти домики. Они тоже на колёсах и тоже огромны, даже более огромны, чем американские аналоги. В них тоже есть водопровод (только местный – в пластиковой бутылке из-под воды), туалет (но он в основном на улице), кондиционер (если открыть зимой двери), мебель (правда, она менее классная) и много-много других приятных бытовых мелочей (топоры, лыжи, нерабочие автомобильные двигатели и иные запчасти, а так же старые валенки и сапоги, которые уже ни на что негодны, но выкинуть их на свалку рука не поднимается).