2

Кто-то сопит и тычется влажным носом мне в плечо, я просыпаюсь.

– Чиль, это ты, – сонно бормочу я имя знакомого шакала, который так и не покинул меня за время моего кочевья по холмам.

Все годы, проведённые в плену, я вынуждена была всегда быть на виду, чужая среди чужих, и даже в мыслях чувствовать постороннее вторжение в свой личный мир. И вот теперь я получила свободу и полное одиночество, не считая этого маленького серого шакала, ни одна душа не тревожила мой покой. И пусть где-то восточнее шла война и рушился миропорядок, здесь, в зелёных холмах было тихо и безлюдно. Западнее высились цепи высоких заснеженных гор, и далее сам трёхглавый великан Эрвирин устремлял свои пики к небу! И там был мой путь домой, и я шла вдоль цепи гор на юг.

Эрвирин… Может быть там Айлиль? Может быть он бежал? Но Айлиль с востока, и если он бежал, его следы стоит искать восточнее. А вдруг он вернётся в Морзаг из-за меня? Или он убит? Эти мысли единственные нарушали моё умиротворение. Кроме того, я беспокоилась, как бы шакал не уволок моего свидетеля. Картина чудовищная, и вместе с тем комичная.

Наконец он приснился мне – мой учитель. Он улыбался, но молчал.

– У меня получилось, – прошептала я тихо, – но скажи, куда мне теперь идти? Я всем чужая!

Учитель не ответил и исчез. Было утро и был день.

Вечером, глядя на огромный огненно-красный диск заходящего за холмы солнца, я вдруг ясно осознала, что мне надо делать. Я посмотрела на юго-запад – на снежные вершины синеющей вдали гряды гор… я знала что мне делать! Я дойду до истока Синсиэля, затем поднимусь в горы к ледникам, найду укромное место среди льда и холода, и спрячу там свой залог свободы и пропуск домой – голову побеждённого мной орч. А затем пойду на восток – искать следы Айлиля.

От скуки я стала учить Чиля таскать за мной завязанную в плащ голову. Не носить же её самой! Главным условием сохранности моего свидетеля была сытость моего шакала…

Мы продвигались вдоль горной цепи на юг, и чем дальше – тем осторожнее я становилась. Однажды я увидела целый караван фейри. На лошадях они двигались с запада на восток, неся с собой большое количество какого-то груза. Я держалась сзади, петляя и тормозя своё движение, чтобы не быть замеченной. Я не чувствовала себя готовой к этой встрече, одинаково сторонясь как орч, так и фейри.

Если бы я тогда знала, что этот караван – фейри моего клана, двигающиеся из Остельвана туда, где они уже пытаются построить новый дом, новый город – в затаённой долине, скрывая тайну прохода туда от всех.

Строительство продвинулось настолько, что город-то уже почти был, но мой отец, как я позже узнала, всё ещё медлил с полным переселением, почти последним оставаясь в старом, опустевшем своём гнезде, где он всё ещё ждал меня.

И вот я различила с высоты скалистого утёса – светлые вены рек вдали, и зарождались эти светлые извивы в Горах Тени.

Вот я и дошла до истоков великой реки, несущей свои таинственные воды через весь западный Россилен, реки, имя которой Синсиэль.

3

Всё чаще на горных уступах появлялись очертания небольших крепостей и дозорных башен. Я опасалась быть обнаруженной. Хотя я понимала, что это – мой народ, к которому я столько лет стремилась вернуться, но я не решалась сделать последний шаг вперёд. Я чувствовала себя отверженной, чужой обеим сторонам. Я знала, что меня не примут обратно так, словно ничего не случилось, я понимала, что я уже не та девочка – невинный цветок, выживший на вздыбленных льдах северного моря. Меня могут принять враждебно, и несмотря на моего свидетеля – заклеймить позором. Да ведь и сам свидетель, то – чем он являлся – может быть хорошим пропуском для орч, но свидетельством моего безумия для фейри. Один мой вид говорил о моей странности и ненадёжности. Я перестала быть похожей на кротких девушек фейри, взлелеянных и оберегаемых их семьями, я не была человеком, в доспехах и с оружием орч, вышколенная в их логове, с повадками дикого зверька, я была их верным врагом. Кем я стала?