– Эй, а про меня даже не говорят, что ли?! – была не просто обижена или раздосадована, а даже как-то сердилась Миранда.

– А вы гном? А из каких кланов? А вы бард? А что это такое у вас? А вы на нём играть умеете? А можно я попробую? А я пальцы не порежу о тонкие струны? А они не серебряные? Так блестят! – вертелась вокруг него левитирующая в воздухе, словно настырная фея, девчонка-вампирша со звонким голоском.

Это была Морриган, младшая сестра Миранды. И та то и дело её одёргивала, дабы не докучала их гостю. Малышка в плотной накидке из серого волчьего меха поверх красивого дорогого платьица и в капюшоне со звериными ушками то и дело сновала среди знакомых и пыталась скрываться в тени заграждений от солнечных лучей. А рядом с ней, периодически садясь то на руку, то на плечи, летало несколько чёрных воронов, словно ручных, наслаждавшихся её прикосновениями и поглаживаниями.

– Про вас не знаю, но выглядите знакомо, – ответил дворф, не размениваясь на множественные детские вопросы. – Так вот! Я-то не житель столицы, я ничем им не обязан. Еле выкрутился, чтобы в армию не попасть. Это ж надо! Ещё не хватало помереть от колдовства некроманта… Я-то знаю, на чьей стороне надо быть, хе-хе! – ухмылялся он, глядя на Бальтазара.

– А чего? Стал бы первым бардом-нежитью в истории. Я б тебя поднимал, когда у меня гости. А ты пел бы своё, как скелет, гремя костями, вмиг поднялся из земли… – посмеивался чернокнижник.

– Мне ещё жить охота, знаешь ли! Потому и пришёл! – строго заметил дворф.

– Захотел жить и пришёл к некроманту?! – изумился Бальтазар. – Однако же…

– Раз «охота», значит, верно пришёл, к лучнице и потомственному стрелку, – толкнула чернокнижника плечом Кира, пошутив и улыбнувшись.

– Вы ведь примите к себе по старой дружбе, да? – с надеждой в своих голубых ясных глазах спрашивал Коркоснек. – Чтобы я не в бою воевал, а так, где-нибудь на завалинке песни поигрывал. Говорю ж, настроение воинам подниму вашим! Повеселю, растрогаю, может, что патриотичное вспомню…

– Я его помню, очень задорный бард! Только не платит за выпивку, – заявила Люция. – Сарват его вечно вышвыривает.

– Патриотичное… – призадумался вдруг Бальтазар. – Да, может быть ты и пригодишься. Есть одно порученьице, – отвёл он дворфа за плечо подальше. – Идём-ка, поболтаем кое о чём.

Вокруг раздавались кличи на жёстком выдохе – ополченцы тренировались владению оружием и боевому крику в ударе. Что справа, что слева были огорожены специальные площадки для занятий, где сейчас синхронно махали то мечами, то глефами. А в дальней части лагеря организовали стрельбище, помимо меткости ещё проверяя боеспособность взятых с собой луков: не рвётся ли тетива, не ломается ли древко при сгибе…

– С горки на бой посмотрю, впечатлюсь и сочиню, братан, про тебя что-нибудь! – обещал некроманту низенький бард. – Пожёстче, помрачнее, что б у всех волосы дыбом! Кронхольд всегда стоит под леденящим сводом тьмы… – начал он напевать.

– Мне нужен гимн для этого края, когда он будет принадлежать мне. Про свет, про тьму, помпезный и вдохновляющий. Не славящий мертвецов и некромантов, мой век не вечен, однажды я отправлюсь на покой, а гимн эти люди должны петь не только здесь, но и в Кронхольде, в Бастиане, – заявил ему Бальтазар.

– Что значит, не вечен?! – возмущалась Люция им вслед.

– Гимн?! Ишь ты орех-то какой! Ничего себе! – вскинул свои лохматые толстые брови Коркоснек. – Это мы покумекаем, такого с великим бардом ещё не случалось… Грог у вас есть тут, надеюсь? Должны же были что-то взять с собой на случай празднования победы и так, для духу бойцов. Гномы с собой всегда брали ядрёной медовухи и грог на мухоморах для состояния берсерка.