Молчу. Мысли мои он читать не умеет. Постараюсь задуматься и не слушать. Мне до ужаса страшно, вдруг меня сразу же запрут в дурку, я не успею пристроить своего кота в добрые руки. Он же погибнет там, в квартире без меня. А если лоботомию будут делать? Электрошок? Боже, зачем я это делаю?!
«Анна, твое сердцебиение участилось, теперь нужно дышать глубоко и успокоиться».
Заткнись! Заткнись! Заткнись!!!! Это все из-за тебя! Я была нормальной, я жила нормальной жизнью! А потом ты появился со своим дурацким голосом! Оставь меня в покое!
Выбежала на первой остановке и села прямо на мраморный пол. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
– Девушка, вам плохо? Вызвать скорую? – подошла какая-то сердобольная женщина в желтом платье в черный горох. Достаточно стильно для ее лет. В руках она держит шляпу, темно-синюю, как и ее кеды. Кеды? Бог мой, эта женщина прекрасна. Выдавливаю из себя улыбку.
– Клаустрофобия, все в порядке, сейчас пройдет. Не беспокойтесь.
Ее нарисованные брови хмурятся, красная помада на губах подстерлась, ей уже за 50, если не больше. Глаза только карие не выцвели. Карие вообще с возрастом не выцветают, как, например, голубые. В юности она наверняка была красоткой.
– Вам нужно на воздух, девушка. На вас лица нет.
– Мне нужно в центр, – отвечаю я упрямо.
«Тебе нужно домой».
– Может, на трамвае? Здесь ходит 8-ой, кажется, он едет мимо оперного, – участливо продолжает помогать женщина в стильном платье с широкой юбкой.
– Я уже в порядке, спасибо. Вот и поезд, я поеду. Спасибо вам, хорошего дня. Вы отлично выглядите, – бросила я, заскочив в новый поезд. Женщина осталась стоять на станции, тревожно вглядываясь в мое лицо за толстым и мутным пластиковым окном вагона.
«Уж получше тебя выглядит».
– Завали, – прошептала я.
«Нет, почему ты такая упрямая?! Чем я тебе мешаю?!»
– Ты никогда не затыкаешься, так не должно быть, – воровато озираясь, шепчу я, прижимая к губам микрофон гарнитуры. Смотрите все, я не сумасшедшая, я разговариваю по телефону.
«Мы можем многое рассказать друг другу. Я не знаю, сколько мне осталось, но я исчезну так же, как и пришел, обещаю».
Молчу. Сначала мне нужно мнение врача. Если я больна, и это только первый симптом биполярного расстройства или шизофрении, я должна знать. Иначе я могу навредить себе, а самое главное – своему коту. Он слишком важен. Я несу за него ответственность. Я никуда не езжу дольше, чем на сутки, нигде не бываю, трачу последние деньги на рыбу для своего мужика, потому что я забочусь о нем. Он – моя семья. Больше у меня никого нет. Родителей своих я не помню. Друзей растеряла. С коллегами не общаюсь. Да и с соседями тоже. Кот – все, что у меня есть.
Должна быть сильной ради него. Ради этого комка шерсти и тепла. Я знаю, он меня любит. И я нужна ему. Вот и моя станция. Мой город достаточно большой, столица Урала, как-никак, но он до безумия уютный и никакой суеты здесь нет. И в метро людей не так много, чтобы это доставляло дискомфорт. Никто не толкает меня, никто не трогает своими потными телами, не дышит в затылок. Все тихо, мирно, интеллигентно. Редкий поток людей плывет к эскалатору, медленно поднимается вверх. Теплый свет ламп немного успокаивает, запускается запись правил поведения в метрополитене, четкий женский голос вещает из динамиков, с какой стороны нужно стоять и как важно держаться за движущийся поручень. Я смотрю на тех, кто откровенно нарушает эти скромные инструкции, и мне это не нравится. Разве так сложно встать справа и взяться рукой за поручень?
«Анна, что ты скажешь доктору?»
– Не твое собачье дело, – отрезала я. Очередная пара любопытных глаз изучает мое лицо. Пожимаю плечами и показываю на гарнитуру, мол, базарю, не видите? Глаза сменяются затылком. Я спокойна.