Орки воевали не за ресурсы Ак-Корда, и не за влияние, тогда, как и сейчас принадлежавшее орденам магов. Их целью было само разрушение всего устоявшегося уклада жизни королевства. Подобной ярости нечего было противопоставить, однако страна выжила благодаря мудрости тогдашних маэстр. Заманив главарей варварского войска в ловушку, они наложили на них древнее заклятие Признания, что сделало вчерашних разбойников похожими на кордов. Орда, оставшись без вождей, вернулась в свои пустынные земли, изредка беспокоя соседей. Однако орк-музыка оставалась с тех пор перманентной угрозой спокойной жизни королевства.

Даже мысли об орках не могли отвлечь горемыку от неотвратимого выступления нимфы, которая тем временем достала миниатюрную гномскую шкатулку и сотворив заклинание, начала изгибаться под монотонную музыку, зазвучавшую как приглашение к чему-то непристойному (по крайней мере, с точки зрения морали ее единственного слушателя).

– Хорошо, сын в саду, – успел подумать корд-отец, но тут нимфа, обвив его за шею бесконечными ногами, заголосила:

У корда помутилось в голове. Погибнуть, защищая свой дом – куда ни шло, но так… Нимфа, отдаваясь танцу, или же, танцуя сцену отдавания, перешла к кульминации:

Шкатулка заиграла бодрый проигрыш, нимфа старательно завздыхала, и тут бедняга не выдержал и ретировался в сад, бормоча что-то невнятное.

Мальчик же все это время слушал звуки сада. Он улавливал старческое бессильное брюзжание, сетующее о годах прошлой славы и изливающее досаду на судьбу. Он слышал похоть и лицемерие, хотя и не знал этих слов, тем более – подобных чувств. Просто звуки были неприятны ему, они могли бы получить сравнение со сломанной гномьей шкатулкой, зациклившей не самый удачный фрагмент какой-нибудь старой шляги.

Все это время в саду сидел в преклонных летах корд в выцветшей мантии ордена трех созвучий. Его лицо было опухшим, глаза красными. Наш юный герой решил, что он тяжело болен в силу возраста. К тому же от него доносился мотив, по которому мальчик мог определить тяжесть болезни мага, даже не смотря на его вечное дерево.

Отец же нашего героя, очутившись на безопасном расстоянии от нимфы и ее шитевра, привел себя в порядок и осторожно подвел сына к прославленному магу. Он точно определил причины усталого вида маэстры: вчерашний перебор мурра.

– Доре, о достойнейший из кордов всех тональностей! Да пошлет тебе Моц-Арт несметное число шляг, во славу твою, и на процветание Ак-Корда! – склонил голову корд-отец.

– До, до…. – устало произнес маэстра. Хмуро оглядев пришедших, он уныло констатировал, что мурр в их карманах не водится.

– Позволь нам, простым кордам в Ре-Мажоре, припасть к фонтану твоего таланта, вечному источнику единственно верных трех созвучий, что даны нам Ал-галлом! – отец именно так и сказал. Уж таковы корды. Одновременно он подтолкнул сынишку, и тот успел пропеть вместе с ним последние слова.

– Позволяю, день-то все равно насмуррку, – маэстра вяло кивнул и начертил в воздухе басовый ключ.

– Проклятый мурр, он друг мне и соперник, – низким голосом затянул маг.

– Тут вы пришли, и как нельзя некстати.

– Совета жду от более великих, спешил сюда, оставив все занятья, – чуть выше пропел корд-отец.

– Так в чем твой диссонанс? Ты плагий или бездарь? – голосом опереточного злодея спросил маг. – И почему дитя с тобой?

– Я скромный труженик, спаси Ви-Валь-Ди, ребенок же – мой сын. А мой вопрос таков, – перешел к основной теме корд-проситель.