– Приехали, мадам командор, – голос водителя оторвал ее от скорбных мыслей. – L'hôpital oncologique[15].

– Здравствуйте, мадам Перейра, – медсестра на посту заискивающе улыбнулась. Моник здесь пользовалась уважением и, чего греха таить, и врачи, и медсестры побаивались сдержанную, с резким голосом и благородными манерами старуху. Почтение переносилось и на ее посетителей – мадам Перейра препроводили в палату Моник немедля.

– Жики, дорогая, как я тебе рада! – Моник протянула к подруге худую, похожую на ветку высохшего дерева, руку, обратившись к ней, как в молодости нежным именем. Так звали суровую мадам командор только самые близкие.

– Что-то ты расклеилась, подруга, – когда Жики приложилась к щеке мадам Гризар, ей в нос ударил резкий запах лекарств, а еще – сладковатый дух тления. Ее горло сжалось от горькой неизбежности, с которой она теряла Моник. Конечно, недалек тот день, когда и сама Жики последует в темную пустоту, но прежде она останется одна наедине с жестокой махиной – Палладой.

– Сядь, дорогая, – попросила Моник. – Не расстраивайся понапрасну. Просто сядь и выслушай меня.

– Тебе надо поберечься, – пробормотала Жики.

– У меня не осталось времени на подобную роскошь, – через силу усмехнулась Моник. – Ты должна выслушать. Есть вещи, которые меня сильно беспокоят.

Жики понимала, о чем говорит подруга. Последнее время в Ордене происходили странные, тревожные вещи – исчезали агенты, проваливались акции, расследования заходили в тупик – и это при тех технологиях, которые стали им доступны, когда, казалось бы, ничто не должно помешать беспощадным палачам. Но дела шли все хуже и хуже.

– Нам нужен приток молодых сил, – заявила Моник. – И срочно. Я хотела оставить тебе Звезду Магистра. Но теперь сомневаюсь. Ты немногим моложе меня.

Жики внутренне оскорбилась, но виду не подала – не здесь же, у одра умирающей, демонстрировать собственные уязвленные амбиции! Между тем, Моник права – ей уже хорошо за восемьдесят.

– Молчишь, – губы Моник дернулись. – Конечно, не станешь же ты спорить с той, кому осталось жить считанные часы.

– У тебя есть кандидатура? – спросила мадам Перейра.

– Есть, – отвечала Моник прямо. – Это Изабель.

Имя было вполне ожидаемым. Уже несколько лет Изабель де Бофор занимала высокий пост командора и была ровней Жики – своей крестной, всегда, однако, сохраняя почтение и уважение к мнению старой тангеры. Изабель курировала часть Западной Европы, и Францию в том числе – ответственность была гигантской.

– Тогда у меня есть кандидат на пост командора – надо же кем-то заменить Изабель, – решительно заявила Жики.

– Я знаю, о ком ты, – в голосе Моник сквозило неодобрение. – Но не думаю, что это хорошая идея. У твоей протеже совсем нет опыта полевой работы.

Господи, да откуда Моник всегда знает, что на уме у Жики? Старую тангеру это и поражало и возмущало. Хотя, с другой стороны, если учесть, какая дружба их связывает с младых ногтей, то, может, это вовсе не удивительно?

– Она много помогает мне в Фонде.

– Ты же понимаешь, работа в Фонде – не совсем то. Вернее, совсем не то.

И вновь Моник была права. Фонд помощи жертвам насилия – легальное прикрытие тайной организации – конечно, делал много полезного, но по сути был обычной l’association de bien faissance.[16] Разве можно сравнить рутинную работу в нем с грозной карательной миссией, которую несли рыцари Паллады?

– Я поддержу ее, – пообещала Жики, – если ты одобришь.

– А что говорит маршал?

– Маршал не против. Как ни странно.

– Так тому и быть. Что еще я могу сделать для тебя? – с любовью посмотрела на нее Моник. – Скажи мне!