И дед тяжело вздохнул, замолчал, видимо, снова захотелось.

«Неожиданная удача, – думал Алексей после разговора с дедом, – главное, чтобы не пустышка. В этом направлении следует покопаться. Шумейко недавно в отряде, ещё не со всеми накоротке. Если предположить, что крот узнал его, то будет сторониться или попробует проверить память деда. Смерть кузнеца о многом говорит. Видимо, Шумейко всё-таки опасен. Осечка? Была ли попытка устранения нежелательного свидетеля? Пока только одни вопросы. Ответов нет».

Тут Берестова позвали обратно в землянку – типографию. Он извинился перед Шумейко и пошёл вердикт после спора выслушивать.

***

20 ноября 1941 г.

«В течение дня наши войска вели бои с противником на всех фронтах. Особенно ожесточённые бои происходили на ростовском (Ростов-на-Дону), волоколамском и тульском участках фронта».

«Отряд пришёл в движение…»

«Время поджимает, время, время…», – старший лейтенант машинально посмотрел на свои командирские часы. Как всегда, они шли точно и не подводили.

Тишков встретил Берестова.

– У тебя что? Начальство интересуется, – спросил майор.

– Открылись новые обстоятельства, Степан Иванович.

Старший лейтенант быстро их изложил, а также свои соображения на этот счёт.

– Действуй, как считаешь нужным. От меня помощь нужна?

– Да. Вы же расследование инцидента c самогоном проводили?

– Конечно, самым тщательным образом.

– От чего умер кузнец?

– Фельдшер чётко установить причину смерти не смог, говорит, предположительно, от сердечного приступа. Только Степан здоровый был мужик. Хотя, чего не бывает! Но в свете новых открывшихся обстоятельств, выходит не случайная, а преднамеренная. Думаешь, будут ещё попытки?

– Не исключаю такую возможность. Самогон кто принёс, установили? Откуда он?

– Установили. Фёдор Быков в деревне выменял, паршивец.

– А почему он не пил, причину знаете?

– В тот раз, возвращаясь, на полицаев напоролись, ранили его тогда. Рана несерьёзная, но неприятная.

– А зачем вообще ходили в деревню?

– Вот вопросов у тебя, Алексей Николаевич, зачем.., – майор задумался, силясь вспомнить, что за надобность была туда партизан посылать, – а, знаешь, хорошо, что ты меня об этом спросил. Никто им не приказывал туда идти, самовольно пошли. Быков дружков взял, думал получится быстро обернуться. Местный он, все тропы здесь знает. Я им тогда форменный разнос учинил.

– А в какую деревню ходили?

– В Бражино

– Сколько им времени понадобилось сходить туда и вернуться?

– Да часов шесть, может, чуть больше. Ты же с нашим лесом ознакомился. На телеге особо не раскатаешься. А вот пешком выходит иногда быстрее.

– А с кем Быков ходил?

– Постой, дай вспомнить… Назар Губарев, а кто второй, хоть убей не помню.

– Вспоминайте, Степан Иванович.

Тишков глубоко задумался. Стоял не шелохнувшись, словно окаменел. Наконец, лицо его прояснилось.

– Как же я забыл! Вторым был Чепец Никита.

– А кто инициатором выступил, установили?

– Говорят, как-то само-собой вышло. Решили на троих сообразить, выпить сильно захотелось. Стресс снять.

– Только из троих двое почему-то пить отказались! Зачем ходили тогда?

– Под арест я их тогда посадил, самогон изъял. Выходит, не всё.

– Долго сидели под арестом?

– Да пару дней, чтобы дурь выветрилась.

– Значит, кто-то из них бутылку и передал деду.

– Ай-да, Алексей Николаевич, молодец. Только как кузнеца отравили? Самогон-то был нормальный, пятеро-то живы.

– Этого я пока не знаю, но выясню. В любом случае, круг сузился до двоих.

– Действуй, действуй, Алексей Николаевич.

И майор пошёл широкими шагами в направлении землянок, где располагались бойцы первой и второй рот.