Кешка бил косуль, оленя, мясо шло в котел, шкуры на распялку, соли по фольваркам было много, в полку нашлись умельцы и шкуры приспосабливали под разные нужды. Но к Рождеству драгуны снова заскучали, всем стало невтерпёж домой, к бабам, к детям, и снова завелась пьянка: «Воевалибыло, били, тока немца не добили!» И вдруг вспомнилось старое – колядки! Пошли к отцу Иллариону, батюшка подумалподумал и пообещал замолвить слово перед командиром и выправилтаки разрешение, но Рождество к тому времени прошло, тогда решили устроить представление на Крещение Господне.

– Потому я, ваше благородие, господин дохтар, завтра должон представлять борьбу бурятских мальчиков, это я вам по секрету доклада́ю…

Доктор понял, что спорить бесполезно, что Тайга упёрся.

– Чёрт с тобой, Четвертаков. Только до утра постарайся не шевелиться, пускай рана твоя подсыхает. Утром будет видно, что ты будешь представлять… – Курашвили хотел добавить «из себя», но не стал, он подумал, что вахмистр Четвертаков по кличке Тайга не поймет его в силу, ну, хотя бы своего сибирского упрямства.

«Какихто бурятских мальчиков… чёртте что!» – подумал доктор и ушёл в выгородку.

В штабном блиндаже офицеры заканчивали работу.

– И вот тут германец поставил два пулемёта… – ротмистр Дрок показал, где разведка обнаружила неприятельские огневые точки.

– Дистанция и сектор обстрела? – задал вопрос Вяземский.

– Полторы версты… сектор обстрела… – Дрок наметил ориентиры и провёл дугу. – Как раз против нашего правого фланга.

– Местность? – спрашивал Вяземский и делал записи в блокноте. – Записка для штаба армии готова?

Щербаков протянул записку.

– Читайте, – попросил Вяземский. – Там, где про местность.

– «Два обширных болота между двумя озёрами, на севере озеро Кангер, между Рижским заливом и левым берегом реки Аа, она же Кур, и на правом берегу Аа озеро Бабит…», – читал Щербаков и показывал на схеме. – «Между болотами проходит железная дорога Рига – Тукум…», дальше на Виндаву. Болото, на берегу которого мы стоим, – Щербаков посмотрел на командира, – Тирельское…

– Местные называют «Тырульское», – заметил фон Мекк.

– «…около пяти вёрст с севера на юг и три с половиною с запада на восток. По краям лес смешанный с преобладанием сосны, в лесу несколько старых просек…», вот и вот, – показал он на схеме, – они уже заросли подлеском и стали почти непроходимые, – Дрок и фон Мекк слушали и одновременно сравнивали записку и схему, – «…и узкие проселочные дороги», собственно, одна дорога, вдоль ручья. «Ручей вытекает из болота на юг и через восемь вёрст впадает в реку Аа, почва песчаная…»

– На границе болота и леса заросшие подлеском бугры, – добавил фон Мекк к сказанному Щербаковым. – Здесь их называют дюны…

– «…высота дюн, – продолжал Щербаков, – до двух саженей…», это как раз между первой и второй линиями, здесь мы поставили дополнительные аванпосты и наблюдательные пункты. Само болото, Тирельское, сейчас непроходимое, всё растаяло.

– Хорошо! – Вяземский кивнул Щербакову и обратился к фон Мекку: – А если мороз?

– Тогда проходимое.

– Пешком или на санях, – добавил Дрок.

Вяземский записал и посмотрел на фон Мекка.

– Против нас стоит пятьдесят седьмой ландштурменный полк из группы генерала Винекена, в частности, наш левый фланг почти соприкасается с их четырнадцатой и шестнадцатой ротами четвёртого батальона. На расстоянии до ста шагов от их первой линии установлены проволочные заграждения на глубоко врытых колах, гдето в два, гдето в три ряда, между рядами по тридцати-сорока шагов, работают, ставят колы и наматывают проволоку ночью…