Надо же такому случиться, позвонил он мне спустя пять минут, после того как я узнал о смерти Ивана Юсиса, телохранителя товарища Сталина. Всего три раза я видел этого человека, но ощущение у меня было такое, словно потерял брата.

«Живёшь, стоишь планы на будущее, а тут бах, инфаркт, и всё. Нет человека!» – размышлял я, уставившись в окно. Зазвонил телефон.

– Я выполнил своё обещание! – орал в трубку Журавлёв.

– Какое обещание? – мои мысли были заняты Иваном Юсисом.

– Что ты просил у меня три недели назад? Вспомнил?! Жду у себя, – Александр Иванович бросил трубку.

Я поехал в МУР.

– Не снимай шинель, прямо сейчас мы выезжаем, – заявил Журавлёв, едва я вошёл в его кабинет.

Александр Николаевич сам сел за руль автомобиля, приписанного к его отделению.

– В Волконском переулке живёт дворничиха Аделаида Фёдоровна Мендер, – просвещал меня он, когда мы ехали по Божедомке. – Во времена НЭП её муж держал заводик по разливу минеральной воды. Пять лет назад его сильно прижали фининспектора, и предприятие пошло прахом. Пережить банкротство он не смог, умер от сердечного приступа. Аделаида Фёдоровна стала дворничихой. Дама она энергичная и предприимчивая. В цокольном помещении её дома раньше хранились дрова и всякий хлам. Она сделала там ремонт и организовала публичный дом. В 1926 году мы его прихлопнули, а Мендер посадили за сводничество. Месяц назад она освободилась. Устроилась дворничихой в тот же дом.

В тёмной дворницкой Аделаида Фёдоровна попивала чаёк.

– Присаживайтесь граждане начальники, как раз самовар вскипел. Как в старину говаривали: «Откушайте чаю».

В уме и прозорливости мадам Мендер не откажешь. Едва я путано и полунамёками объяснил, что мне нужно, Аделаида Фёдоровна быстро ухватила суть.

– Умную вещь вы в ГПУ придумали, – усмехнулась мадам Мендер. Она достала из кармана вязаной кофты серебряный портсигар: – Папироску не желаете?

Журавлёв взял, я отказался.

– Начальство оно как и мы грешные, из того же теста сделано. Девиц иметь желает и от других удовольствий не откажется. Чем слоняться по Москве в поисках развлечений, не лучше ли получить марьяж в одном месте. Вы их разговоры слушать будете. Не зря же говорят: «Что у трезвого на уме, у пьяного на языке». Иной в постели с девицей разомлеет, и такого наговорит!

Аделаида Фёдоровна встала:

– Пошли хоромы смотреть.

Она привела нас в соседнее с дворницкой цокольное помещение, забитое дровами и всяким хламом.

– Здесь, наверное, крысы бегают, – покачал я головой.

– Почистим, уберём, проведём санобработку, – улыбнулась мадам Менгер. Она кивнула в окно: – Вы указание домоуправу дайте, чтобы он велел уголь и дрова к котельной отнести, а хлам выкинуть. Мы здесь такой дворец Шахерезады устроим с кальяном и танцовщицами, турецкий султан позавидует.

Мадам Менгер указала пальцем в потолок:

– Наверху есть комната с вентиляционной отдушиной. Слово, сказанное здесь шёпотом, хорошо там слышно. Позаботьтесь, чтобы жильцов оттуда расселили.

– Сделаем, – пообещал я.

– В силу определённых обстоятельств, – мадам Менгер выразительно посмотрела на Журавлёва, – я была оторвана от работниц, которые вас интересуют. Мне потребуется помощник по кадрам. Не сочтите за труд, разыщите некую Федулову Елизавету Фёдоровну, в определённых кругах известную как Лили.

– Найдём, – кивнул Журавлёв. Он улыбнулся: – Еще, какие указания будут?

Я позвонил Ивану Павловичу Товстухе и попросил его приехать на конспиративную квартиру. Выслушав меня, он долго расхаживал по комнате, обдумывая моё предложение.

– Дело, которое вы затеяли, Прохор Андреевич, скверное с точки зрения морали, а о законности и говорить не приходится, – изрёк своё мнение Иван Павлович. Он вздохнул: – Но не зря говорят: «