Спи, моё солнце. Нам

час ещё… Полчаса.

Я для того нужна,

чтобы тебя спасать.

Я для того нужна,

чтобы тебя…

Лежит

Солнце, заснув.

Луна

сон его

сторожит.

А сердце ёкает, ёкает, ёкает,

Когда я вижу твоё лицо.

Мой путь покрыт тишиной, осокою,

Волшебной розовою пыльцой,

Ещё – засохшею хлебной крошкою,

Следами тонкими диких птиц…

Смотрю закату в глаза, хороший мой,

Я через сетку твоих ресниц,

Хотя пытаюсь хоть как-то справиться,

И с этой лошади мёртвой слезть,

Но сердце ёкает и, мне кажется,

Само себя же однажды съест.

Но сердце ёкает, как безумное,

Мешая сделать глубокий вдох.

Дождусь я, может быть, полнолуния,

Смешаю в ступке болотный мох

С полынной горечью и рябиною,

И выпью залпом, и всё пройдёт.

Скажи: вот это вот я наивная.

Дай подорожник мне или йод,

Немного льда и чуть-чуть терпения,

Чтоб не расчёсывать – зарастить.

Да, сердце ёкает, но, наверное,

Придётся просто его простить.

Придётся просто принять как истину,

Заветом данную от небес:

Мой путь, покрытый пыльцой и листьями,

Ведёт куда-то, но не к тебе.

И я пройду по нему, как следует,

Без сожалений и слёз своих.

Следи, хороший мой, за победами

(я для тебя одержала их).

Пусть будут цели мои высокими,

Пусть будет добр весь мир ко мне…

Пусть моё сердце всё так же ёкает —

неважно, рядом ты или нет.

Мои чувства к тебе можно сравнить с любовью к метро —

никто их не понимает.

А я обожаю метро:

вид,

и запах,

и скрипачей со светлыми волосами,

в кожаных куртках и одиночестве.

Эскалаторы —

долгие, как твои поцелуи,

или короткие, как часы до рассвета.

Переходы работают только до определённого времени:

так и ты от меня закрываешься.

Иногда у меня нет жетонов и карточек —

и меня не пускают

(я хотела бы знать,

как чувствуют себя те,

у кого проездные).

Иногда я вхожу сюда с чемоданом —

и его проверяют,

иногда мне приходится очень стараться,

чтобы не заблудиться,

иногда всё даётся легко,

но одно неизменно:

мне всегда приходится выходить.

Уезжать, улетать,

возвращаться в город,

где о строительстве метро пока ещё только мечтают

(а кому-то и вовсе не хочется

этого вида,

и запаха,

и скрипачей со светлыми волосами).

Я уверена, что метро в этом городе никогда не построят.

Я уверена, что метро меня никогда не полюбит.

Самый крутой

Прикорневой объём

Был у меня,

Когда ты два часа подряд зарывался пальцами в мои волосы,

Когда моя голова елозила по подушке.

Правда, стрелки тогда размазались и потекли,

Помаду мы съели.

Ну, не бывает ничего идеального, так?

Ты был идеальным.

Оля сказала:

один из моих котов – как ты,

тоже не понимает, чего здесь делает,

смотрит умильно, спину подставив белую,

портит мои бумаги и рвёт листы.

Оля сказала,

один из моих котов

Так же, как ты, не знает, чего он хочет.

Я для него – такой же безликий прочерк

в списке людей ненужных и глупых слов.

Оля сказала, с тобой (как с моим котом)

каши не сваришь,

сколько и как ни гладь.

Разница заключается только в том,

что по ночам

он приходит

со мною

спать.

Я выбросила кресло,

в котором мы целовались.

Много думаю о тебе. Обрезала волосы,

чтобы не лезли в рот.

Провожу анализ.

Делаю выводы.

Подбираю образы,

чтобы рассказать о тебе максимально точно…

Но я вряд ли придумаю метафору идеальнее,

чем подслушанная у Майли Сайрус строчка

про любовь,

что приходит шаром

и сносит здания.

Это скорее хорошо, чем плохо. Мне быть с тобою —

как пытаться дважды войти в одну реку. Да,

иногда мне снится: я переклеиваю обои.

Но, проснувшись, я понимаю: их клеить некуда —

ни единой стены во мне-здании не осталось.

Я живу насквозь и спокойно делюсь секретами:

да, я выбросила кресло, в котором мы целовались,