– Где епископ? Видел ты его?

Лицо Давида вдруг стало мрачным и недовольным. Он явно был чем-то сильно раздражен.

– Твой любимый епископ – трус и шарлатан.

Кифу возмутили эти слова мерзкого юнца, но он сумел сдержать себя, чтобы не нанести тому удар кулаком в лицо.

– Не смей так говорить! – крикнул он на всю улицу. – Что он сказал тебе?

– Я был у него сегодня днем, едва появился указ Максимина о нас. – злобно заговорил Давид. – Я предлагал твоему Епископу начать восстание, когда многих из нас приведут на поклон этому мерзкому убожеству – Максимину. Клянусь богом, я готов был лично выхватить нож и бросится на этого тирана. Пускай только он хоть на одно мгновение останется без стражи. О, проклятое отродье!

– И что же Ермон? – в большом возбуждении спросил Кифа.

Давид сверкнул на него разгневанным взглядом.

– Человек, именуемый себя главой церкви в Йерушалайиме, ответил мне, что время мести еще не пришло. Он сказал, что бог не хочет нашей жертвы сейчас, а смерти врагов наших – уже завтра.

Кифе потребовалось немного времени, чтобы осмыслить слова своего названного брата. Он понял причины необузданного гнева, который терзал Давида.

– Так давай же совершим это великое дело вместе, – собравшись с мыслями, произнес Кифа, – я ненавижу диктатора не меньше тебя.

– О, нет. Я не верю тебе, брат. Ты слишком послушен воле своего епископа. – произнес Давид.

– Убийство ненавистного чудовища необходимо всем нам, и даже Ермону. – ответил Кифа. – Возможно у него есть другой план на этот счет.

– Его планы всегда остаются в тайне, поэтому мы не узнаем, есть ли они у него вообще, брат.

Кифа решил во что бы то ни стало усмирить пылкость своего соратника.

– Веришь ли ты мне как своему брату и соратнику? – решительно спросил он у Давида.

Тот усмехнулся в ответ. Но тут же вновь стал серьезен.

– Если твои цели совпадают с моими, то никаких сомнений в моей преданности тебе быть не может, брат. – ответил Давид, с большой надеждой в глазах смотря на Кифу.

Тот быстро обернулся по сторонам и, убедившись, что на улице кроме них никого нет, заговорил более тихим, заговорческим, голосом:

– Мы пойдем убивать тирана вместе, я поддержу тебя, и закончу дело, если ты не сможешь зарезать его самостоятельно. – говорил Кифа. – Но прошу тебя, пускай это совершится не завтра…

– Почему это не должно совершиться завтра? – недовольно прервал его Давид.

Кифа пронзительно всматривался в его лицо.

– Ты же не глуп, ты же понимаешь, что уйти живыми после убийства Максимина нам не дадут. Безбожники убьют нас, а заодно и всех братьев.

– К чему ты клонишь, говори скорее. – Давиду начали надоедать неясные измышления его друга.

– Дай мне только один день, завтрашний. – резко ответил Кифа. – Я приду к епископу и поговорю с ним, я уговорю его поддержать нас, начать восстание против безбожников.

Давид глубоко задумался. Он склонил свою голову вниз и как будто мысленно отстранился от всего вокруг. Кифа решил не прерывать ход его мыслей. Спустя какое-то время напарник Кифы вновь взглянул на него. Грубый голос Давида показался Кифе суровым и слегка пугающим:

– Завтра Максимин начнет свое глумление над всеми нами, над всей нашей церковью, над нашей верой. Над нашим богом. Для меня было бы лучше умереть, чем видеть это несчастье. Но с собою я хочу забрать это чудовище, пускай даже ценою своей жизни…

– Всего один день, брат… – внезапно вмешался в его монолог Кифа.

Давид лишь нетерпеливо отмахнулся рукой от этих слов.

– Ты просишь у меня, чтобы я терпел этот позор в течение целого дня, и при этом оставался в живых. Я могу дать тебе такое обещание, но только из-за большой веры в тебя. Веры в твою помощь.