Хранители вечности Антон Медведев

Первое преступление в своей жизни он совершил уже тем, что родился. Закон был строг – не более двух детей на семью, нарушителей ждала высылка на суровые и неприветливые планеты Внешнего Пояса. Не удивительно, что его родители испугались.

Коробка с младенцем появилась у дверей детского дома в пять часов утра. Произойди это парой часов позже, и все могло пойти совсем по-другому. Но получилось так, что первой увидела коробку сгорбленная, укутанная в рваные обноски, старуха. Опираясь на посох, она медленно брела по улице, ее выцветшие глаза скользили вокруг в поисках добычи. Тот, кто встает раньше, всегда имеет шанс отыскать что-нибудь стоящее. Вчера это были не новые, но еще вполне крепкие, башмаки, выставленные кем-то за порог, старуха продала их Старьевщику за пять кредов. Сегодня… Сегодня это была оставленная кем-то на пороге детского дома коробка.

Подойдя ближе, старуха осторожно приоткрыла коробку посохом, заглянула внутрь. Нельзя сказать, что увиденное ее удивило, старуха ожидала чего-то подобного. Ее привлек не столько ребенок, сколько теплая шаль, в которую тот был укутан – на улице было довольно холодно.

Можно было забрать шаль прямо здесь, но старуха испугалась, что младенец расплачется. Его крики могли услышать за дверью. Лучше сделать это где-то в другом месте – воровато оглянувшись, она подняла коробку и быстро пошла прочь.

Младенец спал – очевидно, напоследок его хорошо накормили. Свернув через пару минут в ближайший проулок, старуха облегченно вздохнула и молча поздравила себя с обновкой. Хорошая шаль, теплая. В такой никакой ветер не страшен. Удачно всё получилось…

Прошло минут десять, прежде чем она наконец-то остановилась. Глянув на выстроившиеся в ряд мусорные контейнеры, беззубо улыбнулась – отличное место. Оглядевшись – не видит ли ее кто – поставила коробку на землю, открыла, быстро достала младенца. Развернув шаль, снова самодовольно улыбнулась.

– Маленький ты мой… – пробормотала старуха, возвращая уже проснувшегося младенца в коробку. – Даже не испачкался…

Лишившись шали, младенец почувствовал себя неуютно. Послышался его тихий плач, старуха нахмурилась.

– И нечего на меня глаза пялить, – заявила она, закрывая коробку. Потом, еще раз оглянувшись, быстро опустила ее в один из мусорных контейнеров. Сунув шаль за пазуху, подхватила посох и поковыляла прочь.

Район, по которому шла старуха, считался районом городских трущоб. Таковым он и был – чтобы понять это, достаточно было взглянуть на облупленные стены домов и выбитые стекла фонарей. Повсюду валялся мусор, обитатели трущоб были не в состоянии оплачивать уборку улиц. Это там, ближе к центру, бурлила жизнь. Здесь было тихо и уныло, лишь изредка можно было заметить промелькнувший в небе одинокий глайдер.

Впрочем, город уже просыпался. Где-то залаяла собака, послышалась чья-то сонная ругань. Пройдя еще сотню метров, старуха свернула к старому кирпичному зданию. Когда-то в нем находился интернат для глухонемых детей, затем детей куда-то перевезли, а здание приговорили к сносу. До сноса дело так и не дошло, и уже вскоре в доме появились новые жители, обитатели городского дна.

– Что, грымза старая, прошвырнулась уже? – встретил старуху вышедший из дверей невысокий сухощавый человек. Его возраст можно было определить очень приблизительно – от пятидесяти и выше. – Есть что стоящее?

– Нет, – отозвалась старуха. Хотела было войти в дом, но задержалась на пороге. Глянув Старьевщику в спину, – а это был именно он, – задумалась. В конце концов, почему бы не попытаться заработать еще пару кредов?

– Ты как-то говорил, что Хромому Санчесу нужен ребенок?

– Ну, говорил… – Старьевщик оглянулся и посмотрел на старуху.

– Там в одном месте кто-то младенца бросил. Несколько дней ему, не больше. Я хотела позвонить в полицию, а потом подумала…

– Брось трепаться, – оборвал ее Старьевщик. – Знаю я твои штучки. Кто он – мальчик, девочка?

– Мальчик, – быстро ответила старуха. – Хорошенький такой. Холодно на улице, а он в коробке.

– Где это?

– Ишь, какой быстрый! – засмеялась старуха. – Сто кредов – идет?

Старьевщик сжал кулаки.

– Не гневи бога, Изольда. Где он?

– Пятьдесят, – согласилась старуха. – Меньше не могу. Видел бы ты его – розовенький, щечки пухлые. Ангел, а не ребенок!

Не говоря ни слова, Старьевщик полез в карман, глаза старухи жадно блеснули. Отсчитав пять монет, Старьевщик выжидающе посмотрел на старуху.

– У Гнилого моста это, где Фрида спирт продавала. Налево по Лодочной сворачиваешь, там ящики для мусора. Там он и лежит в коробке.

– Обманешь – сам удавлю… – Старьевщик бросил деньги старухе под ноги и быстро пошел прочь.

В этом мире полно ротозеев. Именно они, – уверял Кевина его опекун, хромой и горбатый Санчес, – представляют собой неиссякаемый источник звонкой монеты и благородных купюр для любого ловкого воришки.

– Главное, Кевин, – не раз повторял Санчес, – любить свою работу. Того, кто занимается нашим ремеслом только ради денег, никогда не хватает надолго. У тебя ловкие руки и смышленая голова, тебя ждет хорошее будущее. Но лишь в том случае, если деньги не возьмут над тобой верх. Они для тебя, Кевин, а не ты для них. Запомни это, и никогда не иди на поводу у алчности. Она сгубила не одного хорошего человека…

Нельзя сказать, что наставления Санчеса Кевин слушал без особого внимания. Но когда тебе девятнадцать лет и ты видишь, что огромный блистающий мир – со всеми его радостями и удовольствиями – принадлежит не тебе, поучения хромого опекуна кажутся просто отговорками старого неудачника. Мир принадлежит тем, у кого есть деньги, эту простую истину Кевин усвоил уже довольно давно. Даже Карина дружит лишь с теми, у кого они есть – можно ли найти более наглядный пример?

– Ты меня не слушаешь? – лежавший на кровати Санчес приподнял голову и строго взглянул на Кевина.

– Да слышу я, слышу… – отозвался Кевин. Сидя за столом, он разглядывал в лупу механизм электронной отмычки, пытаясь понять, чем вызваны ее неполадки. Вчера вечером из-за этой чертовой штуки ему не удалось открыть дверь глайдера.

– Боюсь я за тебя, Кевин… – Санчес снова откинулся на подушки, потом закашлялся – в последнее время он был совсем плох.

Отложив отмычку, Кевин налил стакан воды, поднес его старику.

– Выпей, – сказал он. – Это хорошая вода. Макар ночью сделал врезку в магистраль рядом с полицейским участком. Пока не найдут, будем пить чистую воду.

– Макар – хороший человек… – Санчес взял стакан, его руки тряслись. Отпив пару глотков, вернул стакан Кевину. – Держись его, когда меня не станет.

– Опять заныл, – поморщился Кевин. – Да ты еще всех нас переживешь. Ладно, некогда мне… – Он сунул лупу и отмычку в стол. – Пойду, прогуляюсь.

– Будь осторожнее! – просипел Санчес. – Пожалуйста!

– Буду, буду… – отозвался Кевин и вышел за зверь.

Настроения не было. Он шел по улице и думал о том, что даже трогательная забота Санчеса имеет под собой вполне логичное объяснение – если его посадят, Санчес останется совсем один. Денег не скопил, работать уже не может. Кому нужен старый больной хромец? Так и помрет с голоду, лежа в пропахшей мочой постели…

Автобусы в район трущоб никогда не ходили – по крайней мере, Кевин этого уже не застал. Ближайшая остановка находилась в районе больницы, до нее было минут двадцать хода. Шагая по улице, он думал о Санчесе – старик наверняка долго не протянет. Жалко, конечно. С другой стороны, ничто уже тогда не сможет удержать его в этом богом проклятом месте. Можно будет вообще покинуть Землю…

Народа на остановке было мало. Шарить по карманам у местных было и подло, и глупо – что взять с нищеты? – поэтому Кевин встал в сторонке и стал ждать автобус. Там, в центре, народ гораздо богаче. Всегда приятно пощипать перышки у какого-нибудь зажравшегося толстяка.

Для поездок в центр – или в Город, как предпочитали говорить жители трущоб, Кевин всегда надевал самую лучшую одежду. От внешнего вида зависит половина успеха, об этом ему тоже из года в год твердил Санчес. Опять же, нужно не только чисто одеваться, но и мыться хотя бы раз в неделю: если от тебя несет, как из помойки, работы тоже не будет. Там, в Городе, надо быть своим. Никто не должен заподозрить в опрятно одетом парне обычного карманника.

Автобус прилетел точно по расписанию. Подождав, пока его оранжевая туша опустится на перрон, Кевин поднялся в салон, в кармане привычно пискнула карточка оплаты. Строго говоря, эта карточка была «вечной». Местные умельцы, включая и самого Кевина, уже давно научились программировать их нужным образом. Время от времени транспортная компания меняла коды, но это могло вызвать лишь временные неудобства – достаточно было стянуть у какого-нибудь ротозея рабочую карточку и переделать свою по ее образу и подобию.

Ехать Кевин предпочитал стоя. С одной стороны, всегда находилась масса старух, беременных женщин и прочего люда, коему принято было уступать место. С другой стороны, Кевин и сам предпочитал не садиться в силу специфики своей работы. Ведь богатого пассажира порой можно было встретить и в автобусе.

На этот раз состоятельных клиентов в автобусе не было. Стоя на средней площадке, Кевин с грустью смотрел вниз, на проносящиеся под ним здания. Трущобы уже остались позади, автобус теперь летел над вполне приличными районами. При желании Кевин уже давно мог бы сюда переселиться, так как еще три года назад, по достижении шестнадцати лет, смог через благотворительный фонд «Милосердие» получить вполне легальные документы. Денег тоже хватило бы, но Санчес не захотел покидать привычных ему мест. А бросить своего опекуна и учителя Кевин не мог. В конце концов, Санчес был ему за отца.