Двери были высокие, двустворчатые. «Сколько здесь комнат, – размышлял Ник, – наверное, все помещения спланированы по кругу и смежные». Снаружи особняк никак нельзя было назвать огромным. Внутри Нику он показался гораздо масштабнее. Своды, лепнина на потолках. Кое-где даже фрески. И много зеркал. Старинных, венецианских, с патиной. В одном из зеркал Ник увидел свое отражение и загрустил. На него из прекрасного зеркала смотрел небритый мужчина лет тридцати пяти, хотя Нику было двадцать семь. По новому паспорту тридцать три, но он выглядел даже старше, чем в паспорте. Сто восемьдесят восемь сантиметров, брюнет с белой кожей. Тонкие черты лица, прямой нос. Остатки точеной десятью годами фитнеса фигуры. Уже год никаких клубов и воркаутов. Сначала хотел, было, бегать. Но потом заела депрессия, и непонятно вообще, зачем курьеру обладать красивой фигурой. То ли дело раньше. Живота не наел еще за год. В этом случае ходьба по служебным поручениям даже на пользу. Глаза голубые. Но вокруг глаз такие черные круги, что голубой цвет выглядит грязно-серым. И вообще вид какой-то помятый. В съемной квартире нет большого зеркала. В офисном зеркале все люди как в комнате смеха выглядят. А здесь не зеркала – произведения искусства, весь последний год жизни можно на лице разглядеть. Сутулость откуда-то взялась. И седина появилась после тех страшных двух дней в плену на заброшенной автомойке.

Минут через пять двери распахнулись, и пожилой мужчина в костюме классического мажордома, неспешно передвигаясь, направился к Нику, подталкивая перед собой сервировочный стол, где на белоснежной скатерти благоухали закуски. Серебро столовых приборов переливалось и играло в свете свечей, отбрасывая блики на стены. Взору Ника представилось гастрономическое великолепие, и комната в считанные секунды наполнилась волшебными ароматами еды. Сыры, рыбная нарезка, икра на льду, румяные расстегаи, ароматные булочки, дымящийся кофе в изящном кофейнике с изогнутым носиком, экзотические фрукты – Ник потерял самообладание и набросился на еду с такой скоростью, что позабыл о своих планах побыстрее уйти из этого места. Он ел, не останавливаясь, минут десять. Симфония вкусов и запахов, серебряная посуда, белоснежные скатерть и салфетки – Нику стало казаться, что все это галлюцинация, и он, испугавшись, что все может прекратиться, стал уплетать угощение с еще большим аппетитом. Мажордома он не замечал: голод и вынужденная привычка питаться фастфудом не позволяли ему быть стеснительным и щепетильным. Между тем мажордом вытянулся чуть поодаль с маской невозмутимости на лице. Отхлебнув кофе, Ник откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и почувствовал, как тепло разливается по всему телу. Он на мгновение закрыл глаза, чтобы продлить это мимолетное ощущение блаженства. Каким же приятным оказался сегодняшний день!

– Еще раз посмотри туда, там так много интересного! Можешь выйти пообщаться! – взвизгнул Влад.

Машина остановилась в пробке напротив мерцающей вывески спортклуба, и Сандра от скуки смотрела в окно, разглядывая прохожих. На тротуаре столпилась кучка молодых людей, только что закончивших тренировку, это было заметно по их розовеющим лицам в серости осенних сумерек. Сандра перевела взгляд на Влада. Он придерживал одной рукой руль, второй пытался найти в недрах подлокотника пачку сигарет. Интересно, как далеко он зайдет в этих показательных выступлениях? Ему врачи запретили курить, и он сейчас, как обычно, пытается вызвать у нее чувство вины.

Влад был старше Сандры на двадцать два года. Но, несмотря на большой послужной список завоеванных женских сердец, вел себя с ней как незрелый мальчишка. Сандру это злило больше всего. Она мирилась с его зачастую бесцеремонными шутками, пропуская их мимо ушей, мужественно терпела унылые встречи с деловыми партнерами и их женами, даже флирт с женским полом у нее на глазах. Но как же он мастерски выводил ее из себя своим нытьем и требованием к себе непрерывного внимания! Вот и сейчас Сандра даже и не заметила бы этих юнцов, если бы не возмущенный эмоциональный фон ее партнера.