– Та-а-ак-так… – не сбавляя хода, тот молниеносно оценил обстановку. – Альфео, пожинаешь щедрые плоды своего темперамента? Южный аппетит утолен? Или еще только раздразнен? Ха-ха! – коротко и резко хохотнув, будто огрев невидимой плетью замершую под его взглядом парочку, он стремительно скрылся за тяжелой кабинетной дверью. Удар выверенных звуков рассыпал странную композицию человеческих тел на составляющие элементы. Один из них, поднявшись на ноги, тут же заметался по роскошной клетке богатого офиса. Залившийся внезапной мертвенной бледностью в безмолвной панике Альфео вцепился в густые черные локоны на своей то поникающей к ковру, то поднимающейся к потолку голове.

– О! Он убить меня! Он убить! Я пропасть! Я любить тебя, белиссима, помнить, я любить! – рождаемые порывом безудержного отчаяния иностранные слова изобильно осыпались с красивых полных губ. – О, моя белла! – подскочив к потерянно размахивающей руками пассии, он снова рухнул ей в ноги. Наверное, желание находиться у чьих-нибудь ног было у Альфео куда сильнее, чем потребность двигаться по жизни самостоятельно. Хотя, вероятно, причина постоянного низвержения в положение, промежуточное между горизонтальным и вертикальным, крылась в чем-то другом… Например, в потребности к самоотдаче, пусть и в столь странном виде, но все же свидетельствующей о способности любить.

– Милый, не бойся! – с трудом превозмогая шок от внезапного вторжения в их интимность, обрела-таки дар речи Елена. Прекратив наконец хаотично жестикулировать, она крепко обняла прильнувшего к коленям любовника. – Что ты такое говоришь! Он не тронет тебя. Он замечательный человек! Сущий ангел! Шалкар всегда всех понимает! Он приветствует любовь! Он живет любовью! – не найдя слов, чтобы выразить кипящие в ней чувства, она снова лихорадочно замолотила спертый воздух руками. – Он нам всем отец и брат! Великий учитель! – ее зычный голос, давно вышедший из рамок смутного шепота, перелился в яростный фанатичный крик. – Шалкар велик, и мы все имеем честь служить ему! И ты, и я, и он – все дышит здесь любовью, но не страхом!

Не замечая изумленно выпученных глаз Альфео, на излете страстности своего монолога Елена горделивым лебедем выплыла из комнаты. Покинутый страдалец некоторое время потрясенно взирал на багровый бархат оконных штор, продолжая удерживать в вытянутых руках одному ему видимый образ выскользнувшей из них пассии. Затем как-то по-собачьи, всем телом, встряхнулся, словно скидывая с себя предыдущее настроение, поднялся с колен и на полусогнутых ногах подошел к темному прямоугольнику кабинетной двери. Глядя на узенькую, почти невидимую полосу пробивающегося из-под нее света, сглотнул и решительно постучал. Тяжелая резная дверь неслышно, сама собой отворилась, и неяркий свет облил его склоненную в официальном поклоне фигуру множеством смутных полутонов.

– Дурень, ну ты или туда, или сюда, определяйся! – раздался из глубины кабинета раздраженный мужской голос.

Обреченно вздохнув, Альфео шагнул навстречу владельцу голоса, и дверь сама собой беззвучно и плотно закрылась за его спиной.

– Ушли? – нетерпеливо встряхивая копной кудрявых волос, вопросительно прошептала Камилла.

Крепче сжав руку возлюбленной, Мирас осторожно выглянул из-за портьеры. Обведя приемную долгим изучающим взглядом, тревожно всматриваясь в каждую тень, он, наконец, чуть расслабился и кивнул.

– Ушли…

Девица тотчас выскользнула из импровизированной темницы во внешний полумрак, уверенно волоча едва успевающего за ней парня. Тени в комнате пришли в движение, заклубившись вокруг ног идущих по ним людей.