– Ваше высочество, не смею вас больше задерживать. Проблемка ваша такая мизерная, что её вовсе нет. Вам не следует слишком резко вставать с постели. Проснулись, полежите маленько. Все мы знаем, вы человек очень деятельный, но, во имя страны, коей вы скоро должны будете управлять, поберегите себя!

Закинув в чемодан последнюю железку, врач поклонился и жизнерадостным колобком выкатился из комнаты.

– Похоже, он один не боится меня и даже любит! – Закончив фразу, он тут же осознал её чужеродность.

– А почему он должен меня бояться? Меня и так все любят! – мгновенно возразил он своему внутреннему оппоненту, неведомо каким образом, но имеющему отчетливый внешний голос.

– Что я несу? – почти тотчас согласился тот, и он сразу понял, что это был обманный маневр. – И правда, я дурак. Врачишка наверняка сербский шпион.

– Какой шпион? – Сбитый с толку, он, тем не менее, продолжал отстаивать свою точку зрения, лишь в ней находя безопасное чувство единения с самим собой. – У меня очень сильная разведка. Все вражеские проникновения под контролем.

– Врач – шпион. Его надо уничтожить, – не унимался невидимый оппонент.

– Нет! Он мой подданный. Честный подданный.

– Софья!

– Софья!

Два возгласа, почти одновременно вырвавшиеся из одного горла, как ни странно, ничуть не напугали обладательницу этого имени. Накрыв лоб мятущегося на кровати мужчины полной мягкой ладонью, она примирительно промолвила:

– Франц, дорогой, успокойся. Всё хорошо. Ты же знаешь, эти последствия туберкулеза, который покалечил твою душу, не смертельны. Приступ надо просто пережить, полежать. Ты сможешь. Ты очень сильный человек.

– Я сильный. – Два голоса в одном ответе сплелись так тесно, что ей показалось, будто приступ прошёл.

– Хотя раньше не было заметно, чтобы ты мыслил о себе в двух лицах… – сочувственно гладя мужа по щеке, Софья обречённо вздохнула.

Когда дверь за ней закрылась, он встал с кровати и быстро, пока страх не заполнил душу, подошёл к зеркалу. Затаив дыхание, он увидел там то, что и ожидал увидеть. Из стеклянной глади на него пристально смотрели два человека. Один, очевидно, тот, кого называли Францем, – дальний знакомец. Несколько раз они встречались на деловых обедах и балах. Другой – известный до мельчайшей чёрточки. Ещё бы, ведь это был он сам. Но только вот почему, когда он хотел поднять руку, рука поднималась не у него, а у Франца? Если он улыбался, губы растягивались не у него, а у Франца… Когда он приседал, менял позу не он сам, но Франц… Почему же этот отдалённо знакомый человек, не друг и не враг, вдруг стал ему столь близким? Почему душа его, Александра, убитого короля Сербии, поселилась именно в это тело?

Только выражать свою волю в словах они могли оба. Но Александр предчувствовал – это было ненадолго.

– Эрцгерцог, я всегда восхищался вашей проницательностью! – Мягкий голос полковника фон Ааренау действовал лучше любого успокоительного. Верный друг, возможно, единственное надёжное плечо во всей империи – Александр чувствовал это очень ясно, столь сильно было дружеское отношение души Франца к сидящему напротив человеку. – Вы бесконечно правы, сменив систему тактических ходов именно сейчас! Мир, находящийся на краю войны, может быть спасён!

– Какое мне дело до всего мира! – Пытающийся восстановить правление в собственном теле Франц обдавал потеснившую его душу откровенной яростью.

– Разумеется, никакого! – Умение сочетать дипломатичность с жестокостью, крайне редкое для военного качество, наделяло полковника мастерством гениального манипулятора. Блестящий стратег на поле боя и, что гораздо важнее, в политических играх, он построил все свои победы на поле одного выигранного сражения – на прирученной лестью душе эрцгерцога. Но, как известно, самый грандиозный триумф может обернуться не менее масштабным провалом…