– Знал бы, как дело обернется, своими руками задушил бы гаденышей.

И он с наслаждением представлял себе, как он убивает сначала первенца Айтиуса, а потом и Эфеуса. Хотя… салванец понимал, что только благодаря своим детям он смог встать во главе власти. Благодаря детям… Нет, только благодаря своим выдающимся способностям. Ведь это была его гениальная идея женить Луиана на своей собственной жене, чтобы она родила ему детей, и, воспользовавшись тем, что детям от одной матери можно сделать похожую защиту, он смог прийти к власти. А что теперь? Отомстить этим неблагодарным? Да, он мог бы попытаться их убить с помощью своего единственного крылатого слуги, но ведь у них защита… Единственный выход – найти себе союзника и использовать его для возвращения на престол. После недолгих раздумий, выбор пал на Льюиса, поскольку «Король» знал, как расположить его к себе…

Все проще некуда, – перед тем как запереть Луиана в кабинете, он считал всю его память и теперь мог запросто выдать себя за настоящего Луиана, горячо любящего своего сына. План сработал на славу. Он терпеливо ждал подходящего случая и, воспользовавшись тем, что Льюис как-то проходил мимо, с помощью киш-коша разыграл инсценировку с нападением. Когда же юноша пришел на помощь, со слезами в глазах назвал его сыночком. Почувствовав, что Льюис не доверяет ему, он рассказал о его рождении, о том, что вытащил из памяти Луиана, да и на самом деле, если он не настоящий Луиан, разве мог бы Эфеус так с ним поступить? Не доверяешь мне? Что ж… Я не виню тебя… Иди и будь счастлив, сын мой. Живи, как знаешь, я не буду вмешиваться в твою жизнь, не буду просить твоей помощи…

– Папа, прости, – слезы раскаяния захлестнули душу Льюиса, и с этого момента он стал общаться с салванцем, считая его своим истинным отцом.

Эфеус и Айтиус своим нежеланием общаться с пленником только укрепили в нем эту уверенность. Льюису даже в голову не могло прийти, что это последствия слишком жесткого воспитания и постоянного унижения. Впрочем, сейчас все его мысли переключились в другое русло: Луиза беременна. И должна родить сразу четверых, во всяком случае, так заверил врач. Дело в том, что жители Лустрада давно без медицинской помощи не рожали детей, и то, что дочь Анавара обратилась с подобной проблемой в медицинский центр, ни у кого не вызвало вопросов.

Льюис с улыбкой вспоминал их первый визит к врачу, его изумленные глаза и невольно вырвавшийся возглас:

– Но вы же – девушка!

– Да, – ничуть не смущаясь, парировала Луиза, – я храню траур по моей стране, моему отцу и всем родным. Но нельзя жить только прошлым. Наша страна должна возродиться. Я хочу продолжить свой род, поэтому я здесь.

Личная же жизнь Льюиса была давно разлажена, – Каторину так никто и не нашел, исчезла его любимая, словно и не было никогда поцелуев под каскадными деревьями, встречного ветра, трепавшего ее роскошные, вьющиеся локоны, и озорного смеха. Первое время Льюису все время чудилось, что вот, как обычно, она выбежит из-за раскидистого дерева и с криком «Напугала?», смеясь, бросится ему на шею. Но деревья стояли важно и величаво, продолжая хранить зловещее молчание.

Жизнь шла своим чередом, Роберт был опять в тюрьме, и на сей раз, возможно, так было даже лучше. Против дорванов шла настоящая партизанская война, только не совсем было ясно, кто ее вел. Лустрад был полностью уничтожен, а Астория, вымотанная в бесконечных войнах с хордами и дорванами, была сама на грани уничтожения и, конечно, не могла иметь таких высокоскоростных беспилотников.

Дорваны почти каждый день вызывали Льюиса на допрос, заставляя выяснять, кому принадлежат сии турболеты, но он и сам не знал ответа на этот вопрос. Турболеты поднимались со дна бесчисленных морей и океанов, каждый раз меняя места дислокации. Никакое оборудование не могло их засечь, да и не осталось в Элонии практически никакого оборудования. Элонийцы, как и следовало ожидать, превратились в рабов дорванов, работая в шахтах и на полях без всякой техники. Любое неповиновение строго наказывалось, а людям некуда было укрыться от всевидящих камер слежения дорванов. Льюис пытался это объяснить, но завоеватели и слышать ничего не хотели. Эфеус, видя, что переговоры ни к чему не приводят, отправил к дорванам Айтиуса. Тот сразу расставил все по своим местам: