Лутинья выхватила лазер, направив его в лоб того, кого еще вчера так крепко любила, несмотря на все их разногласия и разные характеры.

– Отвечай, говори сейчас же, – решительно требовала она, размахивая оружием, как игрушкой, – отвечай, я включила детектор лжи и только попробуй мне солгать.

Вот тут Роберт не на шутку испугался, но не за себя, а за их маленького Анри, спящего в соседней комнате. Смертельный луч мог убить или покалечить ребенка. Одержимый этой мыслью Роберт молниеносно бросился к Лутинье, выбил лазер, пытаясь успокоить жену в своих объятиях. Но она, оттолкнув его, вбежала в кабинет на верхний этаж и там заперлась. Никакие уговоры не могли заставить ее открыть дверь, Роберт больше всего боялся, что она покончит жизнь самоубийством, но жена только усмехнулась на это:

– Я не такая дура, как ты думаешь, не надейся, – успокоила она его, как могла.

Утром Лутинья все же вышла, ее лицо напоминало каменную маску, глаза метали молнии, а в них было только одно желание – мстить.

Роберт все понял и принялся ждать, как развернутся события. Все его действия свелись только к одному, – он раскрыл молитвослов, предчувствуя неминуемую беду.

Долго ждать не пришлось: Лутинья вернулась с адвокатами, судьей и киборгами.

Суть разговора сводилось к следующему, если он откроет тайну и скажет, где первенец, то все вернется на свои места, а если нет, – он может винить только себя… Роберт, прищурив глаза, наблюдал за женой, но так и не проронил ни слова.

– Будете молчать? – вежливо поинтересовался один из адвокатов и, не дождавшись ответа, протянул Роберту документы, – тогда подпишите.

Сердце последнего похолодело, как только он увидел документы: один договор был о расторжении брака, причем, большая часть состояния Роберта переходило к Лутинье, но самый страшный договор был о лишении родительских прав, о полном запрете видеть своего сына Анри до тех пор, пока он не приоткроет завесу тайны…

Роберт, молча, выбросил документы в окно, пластиковые листы врезались в клумбу и сломали величественную гардолизанту, только-только собиравшуюся зацвести.

– Это любимый цветок нашего сына, – без всяких эмоций констатировала Лутинья, – твое нежелание что-либо подписывать ничего не решает, – добавила она усталым голосом.

Один из адвокатов вопросительно взглянул на нее, и она утвердительно кивнула. Несколько киборгов бросились на Роберта и, несмотря на его сопротивление, повалили на пол и зажали рот.

– Пойдем, мальчик мой, одевайся, мы сегодня отправляемся в путешествие, – слышал он голос жены, – и нам будет очень, очень весело. Правда, дорогой?

– Правда, а папа где? Он разве с нами не едет?

– Нет, солнышко мое, папа нас предал, ты подрасти немного, а я потом тебе все про папу расскажу…

Голоса стихли, пленнику еще полчаса не давали подняться, потом отпустили и оставили в одиночестве.

Роберт принялся бродить в опустевшем доме: со стен были сорваны картины и многочисленные бра, ценные вещи либо были вынесены, либо разбиты или опрокинуты. Его одежда была смята и выброшена из окна, а вещей жены и сына не было… Отсутствовали и игрушки, только в постели, под одеялом, юноша нашел забытого любимого мягкого белого медведя Анри…

Роберт в изнеможении опустился на лестницу и прислонился к перилам, прижимая к себе вечно улыбающегося медвежонка.

В таком положении его и застал отец Даниил, ворвавшись в дом с встревоженным лицом.

Не обращая внимания на беспорядок, священник сразу направился к крестнику и по-отцовски крепко его обнял.

– Держись, мальчик мой, держись, знаешь, Господь посылает не только испытания, но и вознаграждает своих верных детей. Ты уж поверь мне на слово. Мы, конечно, постараемся добиться разрешения тебе воспитывать сына, правда, боюсь, что придется нелегко, но ты еще будешь счастлив, воспитывая детей.