– Скажи мне, отвечала ли она тебе.

– Зачем?

– Это важно, Баствид. Возможно, это поможет нам в поиске нашей ведьмы.

Торжествующая было улыбка сошла с лица головореза. Он напрягся, глотнул ещё вина и, сморщившись от его ужасного вкуса, ответил:

– Нет, не отвечала. Была нема, как рыба.

Саэрвил задумчиво качнул головой. Значит, ведьма была действительно немой… Что ж, это не особо обрадует Ворона.

– И как же это поможет нам в поиске ведьмы? – нетерпеливо спросил Баствид.

– Она и есть ведьма, – приглушённо ответил Саэрвил.

– Откуда ты знаешь?

– Я проследил сегодня за ней.

– Так вот, значит, где ты был этой ночью, – хмыкнул Баствид и, подозрительно оглядев Метателя Ножей, прибавил: – А я уж, было, подумал, что ты сбежал, хотел отправить письмо Когвангу, но твоя глупая птица сидела у тебя в комнате, и только поэтому я понял, что ты просто вышел прогуляться.

Баствид насмешливо оглядел Саэрвила. Ему понравилась нервная реакция Метателя Ножей на слова о письме Когвангу, затаённый страх, мелькнувший в глазах, который тот не смог скрыть.

– Значит, ты знаешь, где она живёт?

– На непроходимых топях, – угрюмо буркнул Метатель Ножей, чувствуя себя чертовски паршиво. – И, судя по всему, она действительно нема.

– В самом деле? Разве такое бывает с подобными тебе, – брезгливо произнёс Баствид, сделав ударение на последних словах.

– Не знаю, я никогда не встречал таких как я, она первая. Но в городе поговаривают, что это с ней случилось после смерти мужа.

– Вот оно как, наша птичка была замужем… А дети у неё есть?

– Этого я не знаю, не видел.

Саэрвил откинулся на спинку кресла и упёрся взглядом в потолок. Сейчас он испытывал к себе настоящее отвращение, ибо считал, что совершил предательство в отношении близкого человека, хотя они с ведьмой даже не были знакомы. Но как бы там ни было, именно из-за него ей предстояло лишиться свободы и своей семьи, чтобы, как и он сам, стать рабыней Когванга.

– Как её имя? – услышал он сквозь мысли вопрос Баствида.

Губы Саэрвила тронула лёгкая нежная улыбка, и он мечтательно произнёс:

– Резагда…

Держа данное дочери обещание, Резагда уже в полдень привела девочку в город. День выдался более прохладным, чем накануне, время от времени налетали резкие порывы ветра, а небо заволокло грязно-серыми, тяжёлыми, напитанными влагой тучами, которые вскоре обещали прорваться с жутким грохотом.

Мать с бабушкой, держа Миприю за руки, вели её через весь город к Белому Храму, из широко распахнутых дверей которого струились тонкие ароматы благовоний и слышалось пение мальчиков-хористов.

Женщины прошли под величественной аркой и оказались во внутреннем, невероятных размеров, зале. Резные столбы, каменные своды, идеально белые, словно первый снег, нервюры и купол были выполнены из качественного мрамора. Круглые окна украшали яркие цветочные витражи, а многочисленные пустые скамьи из красного дерева стояли идеально-ровными рядами. Откуда-то сверху, лаская слух, лилось ангельское пение храмового хора, звуки которого словно призывали небеса разверзнуть свою даль, дабы явить этому несовершенному миру другой, более высший мир во главе с всесильным творцом.

В глубине храма возле алтаря стояли несколько монахов в белых одеяниях, практически сливаясь с такими же белыми стенами, но завидев неожиданных посетителей, впали в ступор.

Резагда остановилась и, оставив дочь с матерью, одна подошла к монахам.

– Мне нужен отец Комеллиа́н, – обратилась она к ним.

Со страхом разглядывая ведьму и совершая крестное знамение, монахи не сдвинулись с места и не ответили, но лишь один из них уверенно подошёл к ней.