– Проклятие? С чего ты взял, что это именно проклятие? – спокойно спросила Веда.
Я рассказал ей вчерашнее моё видение. Выражение её лица ни разу не изменилось, оставаясь таким же изучающе-отстраненным. Затем она тяжело вздохнула и спросила:
– Ты видел того, кто спас твою девушку?
– Нет, на нем был капюшон, – ответил я. Веки Веды опустились и она выдохнула с облегчением.– Вы что-то знаете? – спросил я.
– У тебя есть фотография той девушки…
– Юлия.
– Да, Юлии.
– Есть, вот она, – я протянул конверт с фотографией, загодя подобранной дома.
Развернув его, Веда пристально посмотрела на фотографию. Неожиданно, глаза её расширились, и гадалка с ужасом отшвырнула её.
– Я не смогу ни чем помочь, – резко произнесла она.
– Почему?! – вскочил я, – Вы моя последняя надежда, она умирает!
– Это слишком мощное проклятие, мне с ним не справится.
– А кто же сможет? – спросил я.
Её глаза вспыхнули ярким светом, и я понял – она знает, кто это. Но к моему разочарованию, она ответила:
– Боюсь, нет никого, кто смог бы помочь тебе, прости.
– Прости?! Это всё, что вы сможете сказать?! Она умирает, вы, Веда, была последним моим шансом ее спасти, а вы говорите прости?! – злость охватила мен, а смотря в её неизменно-спокойные зеленые глаза, она разгоралась всё ярче и ярче, грозясь усыпить разум.
Опрокинув стул, я выбежал из дому. В тот момент я искренне желал, чтобы дом снесли, уничтожили до последней его гнилой щепки! Перед моим взором стояли ее спокойные глаза, я не мог избавится от них. Внутри бурлила кровь, тряслись руки. Энергия заполнила меня, вместе с желанием изо всех сил сжать пальцы на её тонкой лебединой шее. Я бежал наперегонки с ветром, кричал изо всех сил. Мне было плевать, что на меня оглядывались люди, шептались, расступались, пропуская. Плевать, я должен был выплеснуть ярость наружу.
Минут через десять голос сорвался и охрип, в боку нещадно закололо. Упав на ближайшую лавочку, я понял, что злость и ярость ушли вместе с глазами Веды, оставляя лишь опустошение и бледное лицо Юли.
Глаза предательски защипало, я зажмурился и замотал головой, спрятал лицо в ладонях, не в силах сдержать слез. Я ведь не должен плакать. Не должен ведь?
***
Как только слезы высохли, я заметил, что добрался до центра своего города, устроившись на скамейке главного парка. Позади меня располагалась школа, из которой я ушел два года назад, после девятого класса. Останься я здесь, сейчас бы моими проблемами были выпускной и ЕГЭ. А передо мной расположился парк, чей вход охраняла шеренга огромных пушистых елок.
Тут я заметил человека, стоящего в глубине парка. Его черные глаза на грубом печальном лице смотрели на меня. Черная накидка развевалась на ветру, которого не было. Увидев такое вчера, я бы уже бежал домой, но сегодня уже успел насмотреться всяких странностей. Мужчина медленно приближался ко мне. На вид ему было около сорока. Я внимательно посмотрел на него. Чем ближе он подходил, тем сильнее я чувствовал неясную грусть. Кроме нее, во мне просыпалась злость.
Ударить, разорвать, уничтожить…
Почувствовать чужую кровь на руках…
Убить…
Когда человек в черном подсел ко мне, я с трудом усидел на месте. Он долго изучал меня взглядом, а потом спросил:
– Что тебя тревожит?
– А вам какое дело? – грубо спросил я.
Он еле заметно улыбнулся.
– Я могу помочь, – сказал он.
– Мне уже никто не поможет. Лучше уйдите, пока целы, – я чувствовал едва контролируемую злость. Она душила меня изнутри, пытаясь вырваться.
– Да что ты говоришь, – он уже в открытую улыбался. – И что ты сделаешь? – мужчина заглянул мне в глаза.
Как же мне хотелось задушить его своими руками в тот миг! Хотелось изрезать на мелкие кусочки, сжечь и развеять его прах по ветру! Он знал мои мысли, насмехался, и его лицо говорило мне «Ну же парень скажи мне!». Меня трясло изнутри, чувствовал, что еще чуть-чуть – и я сорвусь. Но вдруг – мгновение – и наваждение исчезло. Злость рассеялась, как будто ее никогда и не было.