– Испугалась ответственности, – коротко ответила я, выдавая очередную неправду. – Меня переводят в другое общежитие, спасибо за компанию и до встречи.
– Счастливо.
– Удачи! – Нестройно попрощались со мной бывшие соседки.
И я, собрав вещи и прихватив зверька, вновь закрыла за собой дверь, словно некий этап жизненного пути.
В общежитии для высших классов было тихо и красиво, я никого не встретила в пустых коридорах, на стенах которых располагались картины в позолоченных тяжёлых рамах и благодарственные таблички с именами почетных выпускников. А комната оказалась милой, уютной и просторной, выполненной в светлых тонах и даже без бархатного балдахина над кроватью. Дорогой бежевый ковер на полу, оборудованное место для учебы с полками для учебников и отдельная ванная комната. Последнее меня особенно вдохновило и обрадовало. Буу сразу побежал осматриваться, а я, подумав, взяла одну из декоративных подушек с кисточками и, положив ее на софу для гостей, сказала фамильяру:
– Это будет твое место.
Он пренебрежительно фыркнул и шмыгнул под кровать, выводя недовольное:
– Будю-будю… подюдю…
Я покачала головой на ворчливую «козявку» и принялась выкладывать вещи в шкаф, которые сиротливо и убого заняли одну полку во всем приятно пахнущем светлым деревом пространстве.
Наступило время ужина, но мне очень не хотелось идти в новую столовую для особо одаренных, как магически, так и материально (графы, герцоги, наследники, вы понимаете), и, довольствовавшись припрятанным ванильным сухариком с цукатами, решила пораньше лечь спать, предварительно понежившись в теплой воде. Давно мне не выдавалась подобная роскошь. Мягкое постельное белье свежо и нежно пахло весенними цветами, и я закрыла глаза.
«Кэсси, представляешь, я стала хранителем дракона. Вот ты бы посмеялась и назвала фантазеркой…»
Даже спустя столько лет, я продолжаю мысленно говорить с тобой, наверно, это ненормально, но когда-то именно наши воображаемые беседы помогли мне не сломаться. Я тогда постоянно спрашивала себя: «Как бы поступила Кэсси? Что бы она сделала?» И примеряла на себя ее спокойствие, сдержанность и рассудительность, словно становясь другим человеком, более мужественным и сильным.
Мы попали в приют в один год с разницей в месяц и стали настоящими сестренками и лучшими подругами, деля одну кровать на двоих и все делая вместе, хотя были совсем не похожи ни внешне, ни характерами. Ты любила читать и учиться, а я не видела в этом смысла, так как с рождения запоминала все с первого взгляда и честно не понимала, каково это что-то зубрить. Но зато, как я тебя смешила, особенно когда мы сбегали поиграть около ручья, и я рассказывала сказки, а точнее свои мечты о том, что нас обязательно обеих удочерят какие-нибудь графы, и мы станем знатными и важными особами.
– Ну, ты и выдумщица! Никто не удочерит сразу двух девочек. – По-взрослому рассудительно отвечала ты мне, поправляя сломанные старенькие очки.
– Ой, да ладно тебе, а, вдруг, они захотят получить готовых сестер? Удобно же. Вырастем и будем носить длинные платья и обмахиваться пушистыми веерами.
И я, соорудив зеленый веер из сорванного рядом папоротника, изображала виляющую походку великосветской леди, многозначительно стреляя глазами.
– Миледи, позвольте облобызать вашу ручку! – Включалась ты в игру.
– Нет, мне маменька не позволяет. И вы слишком слюнявы.
– Фу-у-у!
– Ха-ха-ха!
Мы могли хохотать до упомрачения, пока нас строго и недовольно не окликали воспитатели, увидев, что мы отлыниваем от прополок грядок с луком и свеклой.
Восемь лет мы провели рядом, день изо дня, вплоть до той самой зимы, когда прокатилась волна гнилого гриппа, и ты сгорела за два дня, так же, как и твои вещи, бросая меня одну. Мне не разрешили оставить ничего на память о тебе, боясь распространения заразы и, заведя секретно в кабинет директора, приказали молчать об инфекции, записав тебя в без вести пропавшие, чтобы не портить отчетность.