Какая уверенность! Нет, я не мог ни соврать, ни сбежать. Но и признаться не мог —угрозы Алексея Георгиевича все еще звучали в моей голове. Я слышал их в пульсации висков и топоте сердца. Я не нарушу Табу снова. Тогда, чтобы выйти из положения, я предъявил спутнице встречное обвинение:

– Ты тоже не искренна со мной.

Кристина вздрогнула. Этого почти нельзя было увидеть, но она вздрогнула. Кристина боялась не меньше меня. Ее страх подарил мне облегчение. Я посмотрел на небо. Снег ложился на мое лицо. Мы стояли друг напротив друга в раздумье. Каждый из нас думал об одном и том же – о том, что мы не обязаны говорить друг другу правду, хотя каждый жаждал ее услышать и… сказать. Странно, что судьба свела нас двоих. Ах да, это же была не судьба, а Патрицио – тот странный незнакомец в баре, назвавшийся торговцем информацией. Он – еще одна причина молчать. Ради каких целей он нас свел? Вряд ли им двигали благородные мотивы.

Я посмотрел на девушку ледяным взглядом, таким же холодным, как ветер, проникающий до тел сквозь тонкие куртки. Если мы продолжим молчать, холод дойдет до сердца. Тогда мы разойдемся, так и не услышав общие тайны, способные подарить успокоение.

Кристина поняла это первой. Она вздохнула, опустили голову и дрожащим голосом произнесла:

– Это касается моего папы…

Девушка говорила через силу, с трудом выдавливая слова из своих легких. Душевные страдания становились физическими и проступали слезами на щеках. И все же, она говорила:

– Когда-то папа жил в этом городе. Он учился в университете, том самом, где я читала лекцию. Меня пригласили туда только из-за того, что ректор знал моего отца. Вместе с папой учился Эдвин Крамп. Ты его наверняка знаешь.

Я утвердительно кивнул, и девушка продолжила:

– После университета мои родители уехали из страны. Затем родилась я. В новом месте папа стал успешным ученым: его статьи печатались в самых престижных журналах, а исследования получали гранты от правительства и крупнейших корпораций. К тридцати пяти он добился того, о чем многие ученые и не мечтают в пятьдесят! Папа очень любил меня и маму. Он постоянно брал меня к себе на работу. Мы ездили вместе по научным конференциям – я тебе рассказывала об этом за ужином. Все изменилось в один момент. Вместе с телефонным звонком…

Голос девушки дрогнул, и она замолчала, чтобы перебороть накатывающие на нее эмоции. Мне хотелось ее как-то успокоить: взять за плечо или обнять, сказать, что все хорошо. Вместо этого я продолжал беспомощно стоять на месте, боясь сократить дистанцию.

Девушка справилась с болью сама и продолжила:

– Трубку взяла я. Незнакомый голос спросил папу. Он спал, и я не хотела его будить, но голос настоял. Я разбудила папу. Он о чем-то долго говорил по телефону, а когда положил трубку, сказал, что его пригласили в родной университет прочитать лекцию. Папа звал поехать с ним, но я отказалась – сказала, что выросла и больше не хочу заниматься физикой. Он как-то грустно на меня посмотрел. До сих пор помню тот взгляд и свою вину перед папой: за то, что сказала так. И за то, что не поехала с ним. Он улетел один.

Когда папа вернулся через неделю домой, я радостная выбежала его встречать, но вместо сияющей улыбки увидела мрачную маску, словно случилось что-то ужасное. Папа вошел в дом, упал на колени, обнял меня и заплакал.

Утром он поехал в церковь, хотя раньше никогда не верил в Бога. Наоборот, он всегда подчеркивал, что из-за этого мракобесия большинство людей до сих пор не могут вылезти из Средневековья! Папа вернулся домой поздно вечером с Библией и какими-то еще книгами. За ужином он усадил нас за стол и начал говорить о том, что мы должны покаяться, начать молиться, ходить в церковь, раздать наши вещи бедным… В тот вечер они сильно поругались с мамой. Папа попытался склонить меня на свою сторону, но я обиженно ответила: «Как ты можешь просить меня предать науку?» Мне было все равно на науку, но я хотела вновь увидеть веселого, улыбающегося папу, таким, каким он был, когда учил меня физике. Папа ответил: «Я видел Ад. Эдвин Крамп показал его мне, показал Лестницу в подземной Лаборатории, по которой уходят вниз проклятые души. Один раз я уже спустился по ней. Второго раза не будет».